Когда же вокруг стемнело и я сказал: «Послушай, мы, кажется, без дороги едем», – ямщик долго молчал, потом ответил: «Темнота; где ее тут разберешь, дорогу». И уже долго спустя, когда появился впереди нас красноватый огонек, ямщик сказал еще:
– Выбились, а я полагал – замерзнем.
Завязив лошадей и перепрокинув сани, мы подъехали, наконец, к балкону с колоннами и двумя полукруглыми окошками наверху, откуда шел заманивший нас свет.
– Ах, пропасть! Это, барин, – Чувашки. Доведется нам гнать до села! – проворчал ямщик, слезая с облучка.
– А здесь разве нельзя переждать?
– Можно, отчего нельзя.
Я вылез в снег, а ямщик, сняв рукавицы, захватил из саней сена, отнес на балкон, отпряг коренного, ввел его по ступенькам и за колоннами привязал к дверной ручке.
– Он у меня зябкий: пристяжных у саней можно оставить, а коренной очень обидчивый, – сказал ямщик…
– Как ты так распорядился, веди лошадей на конюшню.
– Нет, – ответил он, – не поведу; в усадьбе один конь, и того в дому держат – конюшни провалились. Да вы не сомневайтесь, заходите, погреетесь.
И он повел меня между высоким сугробом и облупленной стеной к небольшому крылечку, через которое мы зашли внутрь, в темноту. Я передвинул кнопку электрического фонарика, и белый, овальным конусом, свет открыл передо мной длинный штукатуренный коридор и в глубине ударился в стеклянную дверь, всю в инее.
– Идите прямо, – сказал ямщик, – за дверью там у них лесенка устроена. Прямо к Ивану Степанычу попадете, а я около коней покручусь, – и, уходя, он добавил: – Разве мыслимо этакий дом натопить? И так половину сада спалили…
За стеклянной дверью нашел я винтовую лесенку и, треща морозными ступеньками, поднялся наверх в круглую залу с мозаичным замусоренным полом, полуколоннами, подпирающими шатровый потолок, и хрустальной люстрой, задрожавшей от моих шагов.
Освещенные фонариком, появились между колонн шкафы, полные книг; дверцы одного были раскрыты, и на полу валялись несколько томов: должно быть, их вытаскивали охапкой и они падали по пути. Пока я оглядывался, в глубине левой анфилады комнат хлопнула дверь, раздался гулкий голос, навстречу мне понеслись мягкие поспешные шаги, и я разглядел человека небольшого роста, без шапки и в пальто; ладонью он заслонял на бегу свечку, и, когда остановился неподалеку, свет озарил бритое его оплывшее лицо и черные круглые глаза.
– Вот обрадовал! – воскликнул он необыкновенно задушевным голосом, назвал мою фамилию и принялся трясти свободной рукой за руку. – Скучища невероятная, и все печи развалились, – ючусь в угловой, топлю книжками; представьте, бегу сюда, и вдруг встреча. Пожалуйте, дорогой мой…
Я извинился, объяснил, как попал сюда, и попросил ночлега. Взяв под руку, незнакомец повел меня через парадные комнаты, иногда останавливаясь и поднимая свечу…
– Стиль Людовика, – говорил он, все время обрывая нервный смешок, – как вы думаете? А впрочем, наплевать, – все это сгнило, плесень… И, знаете ли, сова даже завелась. Я мышей наловлю в мышеловку и даю совушке. Вот она, смотрите, – прошептал он, приседая, и указал на верх изразцовой печи, где сидела сова. А с боков печи на облезлых стенах висели портреты, запушенные инеем.
– Предки-с! – радостно воскликнул он. – Часто беседую с ними от скуки. Этот вот генерал – петербургская штука, поглядите…
Он быстро потер ладонью по полотну; из-под нее выступила красная грудь мундира, перехваченного лентой ордена, потом бритый подбородок и губы, тонкие и кривые, как у незнакомца.
– Андреевская лента, честное слово… Генерал Кривичев. Предок… Глаза удивительные; я их бумажками заклеиваю… до того неприятны… И похожи на мои. Я ведь – тоже Кривичев… Иван Степаныч… – Он помолчал. – Слыхали, наверно, – актер. У нас теперь тяжба с Бабичевыми, – он ткнул пальцем на другой портрет, – вот с этими. Не можем именья разделить. От Кривичевых сижу я доверенным лицом, не допускаю. А от Бабичевых, – он втянул голову и хрипло прошептал: – ведьму прислали, следить за мной… Я ее гвоздем к стене приколочу… Шуток над собой не допущу. Пусть она помнит, кто я… – Он вдруг посмотрел на меня, улыбнулся добродушно и потащил через залу в коридорчик, где шепнул: – Тише, не стучите, не разговаривайте… – И, уже толкаясь, пробежал к дверце, проскользнул вместе со мной внутрь, щелкнул ключом и, ставя свечу на комод, воскликнул радостно: – Проскочили!
ebooksa