— Я уже болела и не смогу «принести болячку в дом», — решаю разбавить ноткой веселости в своем голосе.
— В садик, что ли не ходил. Отболел бы как все, — с сарказмом кривит рот. И это он не про Матвея.
— Могу не ходить, если тебя это сильно задевает, — а сама изнемогаю от ревности, что вчера на него смотрела Эльвира, наслаждаясь каждым его движением, облизывая глазами каждый миллиметр его кожи, вожделея его прямо на ринге. — Будем вместе втыкать телевизор.
— Ты и так моя, а он вряд ли начнет распускать свои руки, покрытые сыпью, — морщусь от предположительных его теорий и тут же начинаю смеяться, хоть Давиду сейчас явно не до смеха. Во взрослом состоянии болеть ветрянкой — то ещё удовольствие.
— Спасибо, — сжимаю его ладонь. — Я благодарна тебе за понимание.
— Не забудь обмазать ему лицо и руки полностью зелёнкой. Говорят, так эффективнее проходит лечение, — не унимается мой ревнивец.
— В моих мыслях всегда был только ты с первой нашей встречи. Я эгоистично хочу лишь тебя, — встав со стула, пересаживаюсь к нему на колени. В его глазах вина? Опять паранойя. Может он сожалеет, что я ухожу и он останется один, чтобы «втыкать» в телек.
— Не задерживайся, иначе я посмотрю финальную серию «игру в кальмара» один.
— Веский аргумент, — чмокнув его в нос, пересаживаюсь обратно, чтобы допить кофе и до конца доесть свой непочатый бутерброд с сыром.
Приехав домой к Давиду и Матвею, ожидаю увидеть больных и унылых парней, а на деле все не так плохо. Единственное, что сразу бросается в глаза — это сыпь.
— Дай я тебя обниму, — приближаюсь к Матвею, раскрываю руки для объятий.
— Нет, пацан, я первый, — опережает его Давид, притянув меня к себе. — Рад тебя видеть.
— Так нечестно! — сжимает кулачки ещё один ревнивец по отношению к своему отцу. — Я первый!
Отстранившись от Давида, подзываю мальчика жестом присоединиться к ним. Он послушно протискивается между нами, активно занимая главенствующее место.
— Думал он уже тебя окольцевал, — взяв мою правую руку, трогает безымянный палец.
— С чего это вдруг? — изумленно вскидываю брови вверх.
— Я бы к другому мужчине отпустил только с видимым предъявлением своих прав, — хохочет, разрывая объятия.
— Я пришла не к мужчине, а к другу, — хлопнув его по плечу, смотрю на Матвея. — Тем более ты тут вообще на вторых ролях.
— Пап, а мы расскажем про Юльку? — мгновенно осекается при грозном взгляде своего отца.
— Твой папа сам решит, что мне стоит рассказывать, а что нет. Секреты нужно хранить в тайне, — потянув его за хрупкую ручку в сторону детской комнаты, оборачиваюсь, говоря шепотом, обращенным к Давиду: — рада за тебя. За вас.