Солнце всходило.
Румянец загорелся на вершинах угрюмых сосен. Березы с остатками пожелтевшей листвы рдели, как золотые.
Из чащи полз, поднимаясь, пригретый, туманный пар.
Промелькнула поляна, еще темная среди озаренных деревьев, но уже обласканная отсветом поцелуя зари.
Запоздалые улететь пичужки кое-где встрепенулись в кустах.
Пронеслось и замерло протяжное мычание зубра…
X. Поединок
Ольгерд пировал.
За огромным столом, протянувшимся во всю длину лучшей комнаты Виленского замка, сидели литовские вожди, русские князья и польские паны.
Литвины первенствовали — русские и поляки были только гостями, и не все добровольными.
Князь смоленский, например, приехал потому, что был данником Литвы.
Быть может, он себя вовсе не весело чувствовал на пирушке полудиких язычников-литовцев.
Вероятно, и многие из поляков чувствовали себя не лучше. По крайней мере, они очень задумчиво покручивали усы.
Но Ольгерд мало заботился о настроении духа гостей-чужеземцев.
Он хотел веселиться, и его желание было законом.
И раскинулся стол, и уставился яствами, и полный вином турий рог передавался из рук в руки, и вайделот вдохновенно запел, прославляя подвиги великого князя литовского.
Как старый лев, сидел седовласый старик Ольгерд среди шумного, но трепетавшего от одного его взгляда собрания.
Положил он на стол могучие руки, обросшие, как у зверя, шерстью, откинул голову и слушает вайделота, и гордая улыбка скользит по его лицу. Да, да, он могуч, и никто не сравнится с ним!..
Слушает Кейстут, старый вождь литовский, слушает Витовт — молодой орленок, и по их лицам также скользит горделивая улыбка и огнем светятся очи.
Но невеселы польские паны, угрюмо сидит посол немцев-крестоносцев, понурились русские князья.