Охота за богатством

22
18
20
22
24
26
28
30

– О да! У меня щемит сердце оттого, что наша «Щедрая душа» попала в алчные руки «Нестле» и её, лишив прекрасных обёрток, заворачивают в нечто по-европейски скользкое, – на лице детектива промелькнула тень. – А ты знаешь, – заговорила она снова, – мы раньше в фольгу от шоколада заворачивали грецкие орехи на новогодние праздники и на ёлку вешали.

– Мы тоже, – признался он.

– Я думаю, что такой шоколад нужно подарить тёте! Я уверена, что она обрадуется! Он напомнит ей детство и юность. Тётя Виктория тихо ненавидит европейские новшества. После того как фабрику «Россия» продали швейцарцам, она принципиально не покупает выпускаемый ими шоколад. Я тоже огорчена, что не только обёртки теперь стали скользкими, а шоколад несъедобным. Глина глиной.

Морис улыбнулся:

– Вероятно, швейцарцы не выдержали того, что российский шоколад был вкуснее «Нестле».

– Это точно! Я ещё помню «Сказки Пушкина», «Восторг» и «Жигули». Вкус был волшебным! Все гости города обязательно увозили с собой коробку шоколада и плитки. А сейчас! – Мирослава махнула рукой: – Ты бы только видел, во что они превратили «Родные просторы»!

– Я читал отзывы в интернете. Ни одного положительного.

– Вот-вот. Так гордость страны превратилась в пятно на репутации города с привкусом пальмового масла.

– Давайте о чём-нибудь хорошем, – попросил Морис.

– Давай, – согласилась она, взяла на руки Дона и опустилась на диван.

Морис присел рядом и стал гладить кота.

Мирослава тихо вздохнула и положила голову ему на плечо. Миндаугас замер, потом перевёл дыхание и стал гладить её шелковистые русые волосы. «О, если бы она только знала, как я люблю её», – подумал он и тут же внёс поправку в свои мысли: знать-то она знает, но не чувствует так глубоко, как ему бы хотелось.

На следующий день Мирослава встала ни свет ни заря. Морис услышал её крадущиеся шаги в коридоре и высунулся из своей комнаты:

– Вы чего так рано?

– Ты спи, – отозвалась она.

Но он тут же оделся и спустился вниз.

– И чего ты встал? – спросила она, нарезая хлеб для бутербродов. Чайник уже стоял на плите.

– Собрались сухомятку есть, – проворчал он укоризненно.

– Подумаешь, раз в год, – отмахнулась она.

– Если бы я знал заранее, что вы встанете так рано, то с вечера что-нибудь бы приготовил.