Фламандская петля

22
18
20
22
24
26
28
30

На подъезде к мосту он оглянулся. Волосы закрывали девчонке лицо, одна рука свешивалась с сиденья и покачивалась на неровностях дороги. «А так даже лучше! – подумал Глеб. – И никто ее не увидит, и она шуметь не будет».

Подъехав к деревянной постройке в глубине участка, он сшиб замок монтировкой и заглянул внутрь – идеально! Ори не ори – не доорешься. Решив, что, когда она очухается, в себя придет и Стас, Глеб отволок Веронику в сарай и положил в затянутую брезентовым чехлом лодку.

После «геройской» вылазки ему остро захотелось добавить, тем более что адреналин отчасти смыл опьянение и в мозгу зашевелились неприятные мысли. «Ты куда влез, Глеб? Это уже похоже на уголовку…» Обойдя спящего в прежней позе Стаса, он налил себе полный стакан и махнул его в два больших глотка, заглушая ненужные вопросы. Впереди маячили деньги на операцию, и он готов был пойти на что угодно, чтобы их получить. Чтобы повернуть время вспять и уйти в горы.

Сколько раз он жалел, что его нашли тогда и спустили вниз! С какой страстью ненавидел врачей, подаривших видимость жизни! Разве это была жизнь? Лучше бы он умер тогда в горах. Остался там навсегда! Он снова налил себе и снова выпил. «Ничего, посидит в сарае, не облезет. Сговорчивее будет», – подумал о девчонке.

Стас продолжал спать. Глебу стало скучно. Он вышел наружу в надвигающиеся сумерки. Откуда-то потянуло прохладой. Заквакали лягушки. Внезапно их мирный концерт прервали приглушенные крики и стук в дверь.

– Очухалась!

Глеб поковылял к сараю. Намерения у него были самые мирные – успокоить ее. Возможно, даже привести в дом, угостить пивом. Там еще оставалась пара нетронутых банок. Но едва он открыл дверь, как получил сильнейший удар по голове прямо на пороге.

– Ах, б…! – заревел он от обиды и боли, наваливаясь на дверь спиной, чтобы Вероника не смогла выскочить наружу.

В полутьме она стояла напротив с чем-то похожим на черенок от лопаты в руках. Глаза – в пол-лица от страха.

– Дура! – прошипел Глеб и одним движением вывернул палку из ее рук, но она сдаваться не собиралась – отскочила и неумело замахала руками, как курица, пытающаяся взлететь.

Внезапно его скрутил приступ ярости. Сейчас он просто ненавидел Стаса, храпящего в доме, эту чокнутую в дурацком коротком платье, ноющую боль в ноге и полную беспросветной тоски жизнь. Глеб боком придвинулся ближе, опираясь на здоровую ногу и намереваясь поймать эти бестолково мечущиеся руки. Одна из них мазнула по щеке и оставила горящий след царапины.

– Да, б… успокойся!

Глеб скрутил ее, прижал к себе спиной. Перекрещенные спереди руки крепко схватил за запястья, дыша ей в затылок. И тогда она извернулась и со всей дури лягнула его в травмированное колено! Мир взорвался ослепительной вспышкой боли. Совсем озверев, он повалил Веронику на пол и пару раз крепко приложил кулаком по лицу. Она замычала, но дергаться не перестала. Глеб придавливал ее к полу своим весом, ловил руки, прижимал ноги… На него накатило острое желание трахнуть ее прямо так, на полу, не раздевая. В этом не было ничего сексуального – это было звериное, яростное стремление подавить, сломать сопротивление, подчинить себе…

Она выла, извивалась и ерзала под ним, пыталась укусить за лицо. Пару раз ударив, одной рукой он прижал к полу ее руки, закинув их за голову, другой – немного придавил тощую шею, чтобы ограничить доступ кислорода и пригасить невероятно буйный темперамент. Она конвульсивно задергалась под ним, что-то хрипя.

– Да-вай, да-вай, милая! Я догоню… – задыхаясь, выпалил Глеб.

Выпитое сделало процесс почти бесконечным. Наконец он закончил, охнул, тяжело навалился на распростертую под ним Веронику, расслабившись и рефлекторно подергиваясь. Она не пошевелилась. Не издала ни стона, ни всхлипа.

– Ну, – пьяно и удовлетворенно прошептал Глеб, – угомонилась?

Она не ответила. На него накатила добродушная лень.

– Ладно, не злись. Вставай. Пойдем выпьем.

Вероника не пошевелилась, не свела ноги, не одернула мерцающее во мраке платье.