– Подадим официальное заявление? Или мне договориться по своим каналам?
– Договорись. Только я сомневаюсь, что это что-нибудь даст. Пошли, здесь нам ловить больше ничего…
По лестнице мы спускались, провожаемые хитрым взглядом той же любопытной старушенции.
– Я с ней разговаривал утром, – шепнул Цыганков. – Клянется, что не видела ничего необычного. Значит, приходили ночью.
– Может, она просто врет?
Мы сели в машину. Я велел водителю выйти и, как только за ним закрылась дверь, спросил Цыганкова:
– Твой Глеб мог сбежать?
– Зачем?
– Тебе виднее.
– Нет. И смысла нет никакого, и человек он не такой. Я ведь уже говорил…
– Я это помню. Значит, его Плакса прихватил. Чувствуется Юркин почерк. Все твое наблюдение, Лев Валентиныч, – фуфло. Слежка, телефоны, микрофоны – а толку? Плакса не только отдал команду, но еще небось и сам лично Глебу иголки под ногти засовывал. А мы об этом ничего не знаем. Херня получается, Лев Валентиныч! Полная хрень!
– Это Рамис его сдал. Помните, когда мы уезжали звонить, он нас всех видел? Сопоставил по времени, когда были звонки, и сдал парня. Значит, его прямо после вокзала и повязали. А при нем еще, наверное, и сим-карта была
– Татарин, может, и не при делах, – возразил я. – У них были и другие возможности вычислить Глеба.
Теперь смешно об этом вспоминать, но тогда мне упорно не хотелось верить в предательство Рамиса. Одно дело – дурацкий квартирный налет, и совсем другое – эта запутанная история, в которой у каждого из участников имеется несколько лиц, а любое событие можно истолковать с противоположных точек зрения.
– Где они сейчас?
Цыганков связался по телефону со старшими групп наблюдения и доложил мне:
– Оба в клубе сидят.
– Значит, и мне туда надо. Нечего резинку тянуть; с вашими гениальными разработками, Лев Валентиныч, мы только «глухаря» поимеем. Так, кажется, это называлось в вашей системе?
– Надо вызвать людей. – Цыганков выглянул в окно, оценивая наши силы: два водителя, два охранника, специалист по взлому дверей.
– Не надо. Никто меня в клубе не тронет. Да и я никому не разрешу себя трогать. Пойду один. И, пожалуйста, не надо каждые пять минут мне на трубку звонить, проверяя, как я себя чувствую. В конце концов меня там ждут два старых друга. Вперед!