— Доктор Кавендиш, я…
— Задавайте! — рявкнула она, нервно забарабанив пальцами по своей коробочке.
— Стакан молока…
Доктор сердито усмехнулась, покачав головой:
— Эми…
— Извините, пинта молока, обезжиренного молока.
Доктор перевела взгляд на женщину в кровати. Та явно затруднялась, и Эми пожалела, что не задала более легкий вопрос.
— Сто… Сто калорий, — наконец выдавила Донна.
Доктор Кавендиш, помрачнев, защелкнула крышку коробки с изюмом.
— Можно, я спрошу кое-что другое? Что-нибудь о парфюмерии, например? — умоляюще заговорила Эми.
— Я всего лишь стараюсь, чтобы мои пациентки не допустили той ошибки, что когда-то сделала моя мать.
Эми сразу вспомнила о газетной вырезке. Ее ноги ослабели; сердце ушло в пятки.
— Она всю жизнь предавалась развлечениям, — продолжила доктор Кавендиш. — Не следила за собой. Со временем перестала влезать в приталенные платья, надевала лишь бесформенные балахоны. Изящный бриллиантовый кулон перекочевал в сейф, а взамен она стала носить яркие стеклянные бусы — точь-в-точь как цепочка на шее нашей собаки. Она заплатила за свой образ жизни дорогую цену — потеряла все: фигуру, успешный брак, а под конец и саму жизнь.
Доктор возмущенно вздернула брови, словно смерть матери была для нее всего лишь неблагоприятным стечением обстоятельств.
— В уходе мужа ее вины не было, — сказала Эми, не в силах скрыть раздражение. — Разве вы не понимаете?
Доктор фыркнула.
— Человек с таким положением, как мой отец, не мог появляться в обществе с карикатурой на спутницу жизни. Какой у него был выход? Он ее бросил… а заодно и меня.
— Отец мог вас забрать, — предположила Эми.
— Она никогда этого не допустила бы. Я была для матери средством шантажа. Она рассчитывала, что, если дочь будет при ней, муж рано или поздно вернется. Вот так я и осталась одна в огромном доме, с матерью, которая заедала свое горе жирными десертами, а десерты запивала сладким вином.
— Вы с ним потом встречались?