Жизнь после утраты. Психология горевания,

Противоречивость

Вечноскорбящий хочет устранить утрату и воссоединиться с утраченным человеком, однако при этом ему хочется меньше думать об утраченных отношениях. Таким образом возникает конфликт между страстным желанием сохранить утраченного и стремлением избавиться от него. Как объяснил писатель Брюс Даффи:

«Правда в том, что мы не хотим возвращения умершего, это наша тайна из тайн и горький источник нашего замешательства. О мама, сколько же лет я непрестанно бежал за тобой и никогда не догонял, проклинал тебя, потому что не мог ни поймать, ни уничтожить тебя как память, бессильный когда-либо обрести свободу»[61].

Сновидения вечноскорбящих

Вечноскорбящие в течение всей жизни видят те сны, которые обычно быстро уходят при неосложненном горе. Такие сны переживающих горе имеют три общие повествовательные линии. Первая отражает ощущение неподвижности и представляет собой следующие одна за другой безжизненные сцены. Одному из моих пациентов снилось заключенное в рамку изображение дерева. Когда я попросил описать его, то оказалось, что это плакучая ива – подходящая метафора для удерживаемой неизменной скорби. Другой сравнил свои сны с наблюдением за тем, как падает из разорвавшейся упаковки нарезанный хлеб.

Вторая категория снов прямо отображает иллюзию того, что утрата может быть устранена: в гробу лежит сильно вспотевший труп или давно похороненное тело оказывается не затронутым тленом. Эти сновидения отражают ощущение, что кто-то, объявленный мертвым, на самом деле жив. Они также отражают противоречивость скорбящего: он хочет, чтобы умерший был мертвым и появилась возможность завершить процесс горевания, но умерший человек продолжает жить.

Третий тип снов рисует утраченного человека в опасности или сражающимся за свою жизнь. Моему пациенту Биллу часто снилось, как он пытается вытащить своего отца из горящей машины. Сон неизменно заканчивался до завершения операции по спасению. Билл просыпался в тревоге, по-прежнему не разрешая ситуацию с утратой.

Когда умерший продолжает жить

К некоторым вечноскорбящим умерший не только приходит во сне: они ощущают присутствие утраченного человека в душе. Это как с детьми, у которых есть воображаемый приятель по играм. Если подобное состояние долго не проходит, ситуация указывает на наличие проблемы. Вечноскорбящий относится к умершему человеку и реагирует на него во многом таким же образом, как и при жизни. Он чувствует его присутствие и даже может ощущать себя носителем его духа.

Это является результатом неспособности разрешить конфликт, связанный с утратой. Как мы уже говорили, разлука как бы оживляет в бессознательном того, кто жив, психического двойника утраченных отношений. В рутинном переживании горя, включающем воспоминания и процесс идентификации, двойник затихает и ассимилируется. Таким образом переживающий горе может расстаться с прежними отношениями. Вечноскорбящие же не способны к такому расставанию, и психический двойник становится навязчивым.

Присутствие двойника в жизни скорбящего может оказаться весьма значимым. Психоаналитики называют такое эмоциональное присутствие интроектом. Интроект часто переживается скорбящим как не связанный с телесной оболочкой голос, иногда как умерший человек в миниатюре, правдиво представляющий динамику утраченных взаимоотношений.

Обладатель Пулитцеровской премии журналист Расселл Бейкер в своих воспоминаниях пишет о продолжающемся влиянии матери, «громко заявляющей о себе в его голове». Нет указаний на то, что Расселл Бейкер имел тревоживший его интроект или что предавался чему-то иному, а не воскрешал в памяти мать как своего рода музу. Но Бейкер объясняет динамику так успешно, что я одалживаю у него описание для объяснения того, как интроект может оказывать влияние, в его случае – позитивное:

«Моя мать, ушедшая из этого мира, но все еще свободно блуждающая в моих мыслях, будит меня иногда перед рассветом. „Если существует что-то, чего я не выношу, так это безделье“. Я слышу это от нее всю мою жизнь. Теперь, пробуждаясь в темноте и лежа в кровати, я чувствую неистовство ее энергии, сражающейся с ни на что не годным лежебокой во мне, который хочет снова заснуть вместо того, чтобы с усердием начать прекрасный новый день»[62].

Когда вечноскорбящие рассказывают об интроектах, их описания не столь вдохновляющи. Рассмотрим случай Теда.

Тед, обаятельный молодой бизнесмен, обратился ко мне, чтобы пройти диагностическое интервью. Он сказал, что внешне его жизнь была в порядке, за исключением проблем с любящим командовать старшим братом – Рандолфом. По дороге на работу и домой Рандолф поучал Теда. Он считал утомительным выслушивать эти перегруженные советами монологи после напряженного рабочего дня в офисе.

Прежде всего я обратил внимание на то, что Рандолф живет вместе с Тедом и его семьей. В середине сессии Тед, однако, упомянул, что Рандолф был убит несколько лет назад во время охоты. Предположение, что Тед жил вместе с Рандолфом, было до известной степени правильным, так как Тед чувствовал, что в его душе «поселилась голова Рандолфа». Когда Рандолф доводил его до «белого каления», Тед представлял пулю у него во лбу, бессознательно пытаясь повторно проиграть его смерть. Но Тед не мог успешно «избавиться» от своего умершего брата. Я не знаю, как сложилась жизнь Теда, потому что я никогда больше его не видел.

Горе моей пациентки Филлис породило интроект, подобный тому, который существовал у Теда. Спустя некоторое время она воплотила драму в жизнь. Таким образом ее случай иллюстрирует концепцию интроектов и связующих объектов.

Филлис

Филлис было немногим более двадцати лет, когда умерла ее младшая, умственно отсталая сестра Кара. С подросткового возраста Кара находилась в больнице, дома она бывала только в выходные. В один из таких визитов домой Кара поскользнулась на ступеньке, сломала шею и тут же умерла. В тот вечер, когда произошла трагедия, Филлис была на своем первом свидании. Она печалилась о случившемся, но позже у нее возникло чувство вины, вызванное раздражением из-за того, что смерть сестры могла испортить ее начавшийся роман. Филлис обнаружила, что во время похорон ее мысли были заняты новым другом. Между церковными отпеваниями она подсчитывала, как скоро она сможет снова ходить на танцы и при этом не выглядеть бессердечной.

Спустя недели после похорон сестры Филлис переполнили противоречивые воспоминания. Она вспоминала, как, будучи ребенком, фантазировала о том, что вылечит Кару, как болезнь сестры портила ее веселье. Она сожалела о том, что согласилась с решением родителей отдать Кару в больницу. Однако постепенно Филлис почувствовала, что привыкла к смерти сестры. В конце концов, сказала она себе, помещение Кары в больницу было наилучшим решением для нее.