Пропавшие девушки

Однако версия бегства из дома весьма привлекательна, особенно учитывая другие ужасающие варианты. Еще более привлекательной ее делает то, что за несколько недель до исчезновения Мэгги снимала крупные суммы денег со счета, который для нее открыли родители. В целом — более шестисот долларов. Никто не знает, что она сделала с этими деньгами, но среди вещей в ее комнате у нас в доме их не нашли.

— Тогда кем был мужчина в машине? — спрашиваю я.

Потому что версия побега держится на том, что я сама ошиблась. Что за рулем той машины не было никакого мужчины. Что Мэгги ничего не боялась. Что она не велела мне бежать. Но, к сожалению, я не ошиблась.

— Хорошо, а что, если она забеременела?

Вариант версии бегства из дома. Из названия все уже понятно. Смысл версии в том, что, хотя Мэгги на момент исчезновения состояла в невинных отношениях с мальчиком из школы по имени Спенсер Тальбот, она забеременела от мужчины постарше. От мужчины в машине.

Впрочем, на этом все и заканчивается. Несмотря на то что в девяностые, когда половое воспитание преподавали черт-те как, девочка-подросток вполне могла забеременеть, все равно непонятно, почему после этого она исчезла без следа. А значит, версия беременности становится версией убийства, и Мэгги мертва, как и в большинстве прочих версий.

— Проще говоря, это означает, что мужчина в машине убил ее, — отвечаю я. — Не могла же она настолько бояться огорчить родителей, что сбежала из дома, родила ребенка и до сих пор продолжает скрываться. Да, мама у меня, конечно, суровая, но не настолько же.

На ум приходит последний разговор с матерью, когда мы обе кричали друг на друга по телефону. Насчет моего развода. Насчет того, что я выставляю напоказ семейные тайны. Я годами терпела шквал гнева и горя матери. И если я — случайный ребенок, родившийся, когда родители уже были в возрасте, — выстояла, то уж Мэгги, любимица мамы, которой она посвятила всю жизнь, тоже смогла бы.

— Все сводится к мужчине в машине, — говорит Андреа, проводя кончиками пальцев по волосами до пучка на макушке. Зайдя в тупик, Андреа всегда теребит волосы.

Проблема на самом деле, в общем-то, во мне. Во мне и в том, что я никак не могу вспомнить ничего конкретного о мужчине или его машине. Кроме того, что никогда раньше их не видела.

— Значит, будем рассматривать те звонки и письма, в которых упоминаются предположения, кем мог быть тот мужчина? — спрашивает Андреа.

— Наверное, неплохое начало.

Олив, вне всякого сомнения, поняв, что шнурок моей толстовки ее не накормит, начинает всхлипывать у меня на коленях. Через секунду она уже громко воет.

— О господи! — Я поднимаю малышку и передаю ее Андреа. — Полная боеготовность.

— Ага, она миленькая и хорошенькая, пока не начнет орать тебе в лицо, — говорит Андреа, закатив глаза. Не могу понять, к кому она обращается — к Олив или ко мне.

Глава 3

Остаток дня я намерена отсыпаться, хотя обещала Андреа просмотреть «крохи» — так мы называем звонки и письма от слушателей подкаста — перед собранием на следующей неделе. Однако мне сегодня на работу, а я никак не смогу выстоять за барной стойкой, проспав всего несколько часов в самолете. «Крохам» придется подождать.

Вот только меня снова одолевают сны.

Она стоит передо мной и выглядит так же, как в шестнадцать лет. У моих ног лежит что-то тяжелое или острое. В темноте за нами — мужчина. Мужчина, которого я не узнаю, и чем больше я пытаюсь разглядеть его лицо, тем сильнее оно меняется. Он молчит. Ему не нужно ничего говорить: я знаю, что должна сделать.

Подбираю с пола какой-то предмет. Осколок стекла. Нож. Обломок металлической трубы. Пускаю его в дело. Перерезаю ей горло. Тяжелым кирпичом разбиваю мягкий, будто глина, череп. Говорю ей, что должна это сделать. Что у меня нет выбора. Я должна спасти себя.