Макмёрфи идет вдоль хроников и пожимает руки полковнику Маттерсону, Ракли и Старому Питу. Пожимает руки колесным, ходячим и овощам, пожимает даже руки, которые ему приходится поднимать с колен, точно мертвых птиц, заводных птиц, диковинных поделок из косточек и проводков, вышедших из строя и упавших. Пожимает руки всем подряд, кроме Большого Джорджа, водяного, который лыбится и отстраняется от этой негигиеничной руки, и Макмёрфи просто салютует ему и идет дальше, говоря своей правой руке:
— Рука, как, по-твоему, этот старикан узнал, сколько грехов на тебе?
Никому невдомек, к чему все это шоу и зачем ему знакомиться со всеми, но смотреть на него лучше, чем складывать мозаику. Он все говорит, это необходимо — освоиться и познакомиться со всеми, с кем он будет играть, такова обязанность игрока. Но он должен понимать, что не будет играть с восьмидесятилетним грибом, который единственное, что сможет сделать с картой, это сунуть ее в рот и пожевать вставными зубами. Однако ему, похоже, нравится валять дурака, словно он привык веселить людей.
Я — последний. Сижу, привязанный к стулу, в углу. Подойдя ко мне, Макмёрфи останавливается, снова сует большие пальцы в карманы, отклоняется и смеется, словно увидел что-то на редкость смешное. И вдруг меня охватывает страх, что он потому смеется, что понял: все это мое сидение с подтянутыми коленями, обхваченными руками, и взгляд, устремленный в одну точку, словно я глухой, — сплошное притворство.
— Ё-о-ксель, — сказал он, — смотрите-ка, что тут у нас.
Помню эту часть предельно четко. Помню, как он закрыл один глаз, отставил голову и засмеялся, глядя на меня поперек носа с подживавшим лиловым рубцом. Сперва я подумал, он смеется потому, что ему кажутся смешными индейское лицо и черные, маслянистые волосы у такого, как я. Подумал, может, он смеется моей слабости. А потом, помню, подумал, что он потому смеётся, что не повелся на мое глухонемое притворство; несмотря на всю мою
— А с тобой-то что, Большой Вождь? Ты точно Сидящий Бык[5] на сидячей забастовке, — Он обернулся на острых и, увидев, что они хихикают его остроумию, снова повернулся ко мне и подмигнул: — Тебя как звать, Вождь?
— Его зовут Б-б-бромден, — сказал Билли с другого конца палаты. — Вождь Бромден. Хотя все зовут его Вождь Шв-Швабра, так как санитары почти все в-время велят ему подметать. Полагаю, больше он мало н-на что способен.
Он глухой. — Билли обхватил подбородок руками. — Если бы я ог-глох, — Он вздохнул, — Я бы покончил собой.
Макмёрфи не сводил с меня взгляда.
— А он приличных габаритов будет, как подрастет, а? Интересно, сколько в нем росту?
— Вроде кто-то когда-то нам-нам-мерил ему шесть футов семь[6]; но, пусть он и большой, собс-собст… своей тени боится. Просто большой гл-глухой индеец.
— Когда я увидел, как он тут сидит, подумал, что-то в нем есть от индейца. Но Бромден — имя не индейское. Из какого он племени?
— Не знаю, — сказал Билли. — Он был зд-здесь, когда я п-пришел.
— У меня информация от врача, — сказал Хардинг, — что он только наполовину индеец, колумбийский индеец, полагаю. Это вымершее племя из ущелья в Колумбии. Врач сказал, его отец был предводителем племени, отсюда кличка этого малого, «Вождь». Что же до фамилии «Бромден», боюсь, мои знания индейских преданий не настолько обширны.
Макмёрфи опускает голову к моей, и мне приходится взглянуть ему в глаза.
— Это правда? Ты глухой, а, Вождь?
— Он г-глухонемой.
Макмёрфи надул губы и долго рассматривал мое лицо. Затем распрямился и протянул руку.
— Ну, какого черта, руку-то он может пожать? Глухой или какой! Ей-богу, Вождь, может, ты и большой, но руку мне пожми, не то сочту за Оскорбление. А это не лучшая идея — оскорблять нового местного психа-пахана.
ebooksa