Книга Иуды

Каждый день Господь напоминал ему и делами и словами, внушая, что предатель не скроется [от Него]; не явно обличал его перед всеми, чтобы он не сделался более бесстыдным, и не молчал, чтобы он, думая, что скрыт, не приступил к предательству без страха, но часто говорил: один из вас предаст Меня (Ин. 13:21), – впрочем, не делал его известным. Много говорил Он и о геенне, много и о Царстве, и в том и другом показывал Свою силу, и в наказании грешников и в награждении добродетельных. Но все это Иуда отверг, а Бог не влек его силой. Так как Бог создал нас господами в выборе и худых и добрых дел и желал, чтобы мы были добрыми по своей воле, Он не принуждает и не заставляет, если мы не хотим, потому что быть добрым по принуждению не значит быть добрым. Поэтому, так как и (Иуда) был господином своих помыслов, и в его власти было не повиноваться им и не склоняться к сребролюбию, то он, очевидно, сам ослепил свой ум и отказался от собственного спасения: что вы мне, говорит, дадите, и я вам предам Его? Обличая слепоту ума его и безумие его, евангелист говорит, что во время прибытия их стоял близ них Иуда, сказавший: что вы дадите мне, и я вам предам Его? И не из этого только можно видеть силу Христову, но и из того, что по произнесении Им простого слова они отступили и пали на землю. Но так как они и после этого не оставили бесстыдства, то Он наконец предает Себя, как бы так говоря: Я сделал все со Своей стороны, явил силу Свою, показал, что вы предпринимаете невозможное дело; Я хотел обуздать злобу вашу; но так как вы не захотели этого, а остались при своем безумии, то, вот, Я предаю Себя. Это сказано мной для того, чтобы кто-нибудь не стал осуждать Христа, говоря: почему Он не изменил Иуду?

Почему не сделал его благоразумным и добрым? Как следовало сделать его добрым? По принуждению или по воле? Если – по принуждению, то, таким образом, он не мог сделаться лучшим, потому что никто не может быть добрым по принуждению; если же – по воле и свободному решению, то Он [Христос] употребил все меры, которые могли испытывать волю и намерение. А если тот не хотел принять врачевство, то это вина не врача, а отвергшего врачевание. Посмотри, сколько сделал Христос, чтобы склонить его на свою сторону и спасти его: научил его всякому любомудрию и делами и словами, поставил его выше бесов, сделал способным совершать многие чудеса, устрашал угрозой геенны, вразумлял обетованием Царства, постоянно обличал тайные его помышления, но обличая не выставлял на вид всем, омыл ноги его вместе с прочими [учениками], сделал участником Своей вечери и трапезы, не опустил ничего – ни малого, ни великого; но он добровольно остался неисправимым. А чтобы тебе убедиться, что он, имея возможность измениться, не хотел и все произошло от его беспечности, послушай. Предав Христа, он бросил тридцать сребреников и сказал: согрешил я, предав кровь невинную (Мф. 27:4). Что это? Когда ты видел Его совершающим чудеса, то не говорил: согрешил я, предав кровь невинную, но: что вы дадите мне, и я вам предам Его? А когда зло преуспело и предательство достигло исполнения, и грех совершен, тогда ты сознал этот грех? Чему же мы научаемся отсюда? Тому, что когда мы предаемся беспечности, то и увещание не приносит нам пользы; а когда бываем внимательны, то и сами собой можем восстать. Так и он: когда Учитель увещевал его, – не слушал; а когда никто не увещевал, то собственная совесть его пробудилась, и без всякого учителя он переменился, осудил то, на что дерзнул, и бросил тридцать сребреников. Что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили, говорит евангелист, ему тридцать сребренников (Мф. 26:15); предложили цену за кровь, не имеющую цены. Для чего ты, Иуда, принимаешь тридцать сребреников? Христос пришел даром пролить эту кровь за вселенную; а ты о ней делаешь бесстыдные договоры и условия. И в самом деле, что может быть бесстыднее такого договора?

4. Тогда приступили ученики (Мф. 26:17). Тогда – когда? Когда то произошло, когда предательство совершилось, когда Иуда погубил себя, тогда приступили ученики к Иисусу и сказали Ему: где велишь нам приготовить Тебе пасху? Видишь ли ученика? Видишь ли [прочих] учеников? Тот предает Владыку, а эти заботятся о пасхе; тот заключает условия, а эти предлагают услугу. Тот и эти пользовались одинаковыми чудесами, одинаковыми наставлениями, одинаковой властью; откуда же такая перемена? От воли; она всегда бывает причиной всех благ и зол. Где велишь нам приготовить Тебе пасху? Это было в нынешний вечер; Владыка не имел дома, и поэтому они говорят Ему: где велишь нам приготовить Тебе пасху? Мы не имеем определенного пристанища, не имеем ни шатра, ни дома. Пусть узнают живущие в великолепных домах, в широких портиках, в пространных оградах, что Христос не имел где приклонить главу. Вот [ученики] и спрашивают: где велишь нам приготовить Тебе пасху? Какую пасху? Не эту – нашу, а пока иудейскую; ту именно приготовили ученики, а эту нашу – Он Сам приготовил, и не только Сам приготовил ее, но и Сам же Он стал пасхой. Где велишь нам приготовить Тебе пасху? Это была иудейская пасха, та, которая получила начало в Египте. Для чего же Христос вкушал ее? Для того чтобы исполнить все, требуемое законом. Он когда и крестился, говорил: так надлежит нам исполнить всякую правду (Мф. 3:15);

Я пришел искупить человека от клятвы закона; ибо Бог послал Сына Своего (Единородного), Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных и прекратить самый закон (Гал. 4:4–5). Дабы кто-нибудь не сказал, что Он потому уничтожил закон, что не мог исполнить его как тяжкий, трудный и неудобоисполнимый, – Он сначала исполнил его весь, а потом и отменил. Потому Он совершил и пасху, что пасха была предписана законом. А для чего закон предписал вкушать пасху? Иудеи были неблагодарны к своему Благодетелю и тотчас после благодеяний забывали о повелении Божьем. Так, когда они вышли из Египта, то, даже видев море разделившееся и опять соединившееся и другие бесчисленные чудеса, говорили: сделай нам бога, который бы шел перед нами (Исх. 32:1). Что говоришь ты?

Чудеса еще перед тобой, а ты уже забыл о Благодетеле? И вот, так как они были столь бесчувственны и неблагодарны, то с учреждением праздников Бог связал воспоминание о дарах Его; поэтому Он повелел закалать и пасху, дабы, когда спросит тебя, говорит Он, сын твой: что означает эта пасха? – ты говорил, что наши предки в Египте помазали некогда двери кровью овцы, чтобы губитель, пришедши и увидев, не дерзнул входить и не наносил удара (Исх. 12:27–28). Таким образом, потом этот праздник стал постоянным напоминанием о спасении. И не только ту пользу получали они, что он напоминал им о древних благодеяниях, но и другую, бо́льшую, оттого, что он прообразовал будущее. Тот агнец был образом другого Агнца – духовного, овца – Овцы; то была тень, а это – истина. Когда же явилось Солнце правды, тогда тень наконец исчезла, так как при восходе солнца тень скрывается. Поэтому на самой этой трапезе совершается та и другая пасха – и преобразовательная, и истинная. Как живописцы на одной и той же доске проводят черты и изображают тень и потом накладывают на нее истинные краски, так поступил и Христос: на одной и той же трапезе Он и преднаписал преобразовательную пасху, и присоединил истинную. Где велишь нам приготовить Тебе пасху? Тогда была пасха иудейская; но когда взошло солнце, то светильник пусть уже не является; когда наступила истина, то тень пусть уже исчезнет.

5. Говорю это к иудеям, так как они мнят, что совершают пасху, и, необрезанные сердцами, с бесстыдным намерением предлагают опресноки. Как, скажи мне, иудей, ты совершаешь пасху? Храм разрушен, жертвенник уничтожен, святое святых попрано, всякого рода жертвы прекращены; для чего же ты дерзаешь совершать эти беззаконные дела?

Ты отошел некогда в Вавилон, и там говорили пленившие тебя: пропойте нам из песней Сионских (Пс. 136:3); но ты не согласился. Это выразил Давид, сказав: при реках Вавилона, там сидели мы и плакали: на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы (Пс. 136:1–2), т. е. псалтирь, цитру, лиру и прочее, так как их употребляли они в древности и посредством их пели псалмы. Отправившись в плен, они взяли их с собой, чтобы иметь напоминание о жизни в отечестве, а не для того, чтобы употреблять их. Там, говорит, пленившие нас требовали от нас слов песней; а мы сказали: как нам петь песнь Господню на земле чужой? (Пс. 136:3–4). Что говоришь ты? Песнь Господню ты не поешь на земле чужой, а пасху Господню совершаешь на земле чужой? Видишь ли неблагодарность? Видишь ли беззаконие? Когда враги принуждали их, то они не смели даже сказать псалма на земле чужой; а теперь сами от себя, в то время как никто не принуждает и не заставляет их, воздвигают войну против Бога. Видишь ли, как нечисты опресноки, как беззаконен их праздник, как уже не существует пасха иудейская? Была некогда пасха иудейская, но теперь отменена, и наступила пасха духовная, которую преподал тогда Христос. Когда они [ученики] ели и пили, то Он, говорится [в Евангелии], взял хлеб, преломил и сказал: примите, ешьте: сие есть Тело Мое, за вас ломимое во оставление грехов (Мф. 26:26). Посвященные в тайны разумеют сказанное. Также и взяв чашу, сказал: сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф. 26:28). И Иуда присутствовал, когда Христос говорил это. Сие есть тело, которое ты, Иуда, продал за тридцать сребреников; сия есть кровь, о которой ты недавно заключил бесстыдные условия с неблагодарными фарисеями. О, человеколюбие Христово! О, безумие, о, неистовство Иуды! Этот продал Его за тридцать динариев, а Христос и после того не отказался бы самую проданную кровь Свою отдать продавшему во оставление грехов, если бы этот захотел. Ведь и Иуда присутствовал и участвовал в священной трапезе. Когда ноги его вместе с прочими учениками умыл Христос, так и в священной трапезе он участвовал для того, чтобы он не имел никакого предлога к оправданию, если останется при своем нечестии. Христос сказал и употребил все со Своей стороны, а он упорно остался при своем нечестивом намерении.

6. Впрочем, уже время приступить к этой страшной трапезе. Приступим же все с надлежащей скромностью и вниманием; и никто пусть не будет Иудой, никто пусть не будет злым, никто пусть не скрывает в себе яда, нося одно на устах, а другое в уме. Предстоит Христос и теперь; Кто учредил ту трапезу, Тот же теперь устраивает и эту. Не человек претворяет предложенное в тело и кровь Христову, но Сам распятый за нас Христос. Представляя Его образ, стоит священник, произносящий те слова; а действует сила и благодать Божия. Сие есть тело Мое, сказал Он. Эти слова претворяют предложенное, и как то изречение: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю (Быт. 1:28), хотя произнесено однажды, но в действительности во все время дает нашей природе силу к деторождению, так и это изречение, произнесенное однажды, с того времени доныне и до Его пришествия делает жертву совершенной на каждой трапезе в церквах. Итак, никто пусть не приступает коварным, никто – исполненным злобы, никто – имеющим яд в мыслях, чтобы не причащаться в осуждение.

И вот, после принятия предложенного, в Иуду вошел дьявол, презрев не тело Господне, но презрев Иуду за его бесстыдство, дабы ты знал, что на тех, которые недостойно причащаются божественных тайн, особенно нападает и постоянно входит дьявол, как и тогда в Иуду. Так почести приносят пользу достойным, а недостойно пользующихся ими подвергают большему наказанию. Говорю это не для того, чтобы устрашить, но чтобы предостеречь. Пусть же никто не будет Иудой; никто, приступая, пусть не имеет в себе яда злобы. Эта жертва есть духовная пища; и как телесная пища, попадая в желудок, имеющий худые соки, еще больше усиливает немощь, не по своему свойству, но по болезни желудка, так обыкновенно бывает и с духовными таинствами. И они, когда сообщаются душе, исполненной злобы, то больше повреждают и губят ее, не по своему свойству, но по болезни принявшей души. Итак, пусть никто не имеет внутри себя злых помыслов, но очистим ум; мы приступаем к чистой жертве, – сделаем же душу свою святой; а сделать это можно и в один день. Как и каким образом? Если ты имеешь что-нибудь против врага, то оставь гнев, исцели рану, прекрати вражду, чтобы тебе получить пользу от этой трапезы, потому что ты приступаешь к страшной и святой жертве. Постыдись того, что служит основанием самого этого приношения. Предлежит закланный Христос. Почему Он заклан и для чего? Для того чтобы умиротворить небесное и земное, чтобы сделать тебя другом ангелов, чтобы примирить тебя с Богом всех, чтобы из врага и противника сделать тебя другом. Он отдал душу Свою за ненавидящих Его; а ты остаешься враждующим против подобного тебе раба? Как же ты можешь приступить к трапезе мира? Он не отказался даже умереть за тебя; а у тебя недостает сил для себя самого оставить гнев на подобного тебе раба? Какого это может удостоиться прощения? Он обидел меня, скажешь, и весьма много отнял у меня. Что же? Ущерб только в деньгах, – он еще не ранил тебя так, как Иуда Христа; однако Христос самую кровь Свою, которая пролита, отдал для спасения проливших ее. Что можешь ты сказать равное этому? Если ты не простил врага, то не ему нанес вред, а самому себе; ему ты часто вредил в настоящей жизни, а себя самого сделал недостойным прощения и безответным в будущий день. Ни от чего так не отвращается Бог, как от человека злопамятного, сердца надменного и души раздражительной. Послушай же, что говорит Он: если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь раньше, стоя перед алтарем, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф. 5:23–24). Что говоришь ты: оставлю (дар)?

Да, для мира, говорит, с братом твоим и принесена эта жертва. Посему если эта жертва принесена для мира твоего с братом, а ты не заключаешь мира, то напрасно ты участвуешь в этой жертве, бесполезным для тебя становится это благо. Сделай же наперед то, для чего принесена эта жертва, и тогда прекрасно ею воспользуешься. Для того снисшел Сын Божий, чтобы примирить естество наше с Владыкой; не только Сам для этого пришел Он, но [еще озабочен был тем], чтобы и нас, совершающих это, сделать причастниками имени Его. Блаженны, говорит Он, миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими (Мф. 5:9). Что сделал Единородный Сын Божий, тоже сделай и ты по силам человеческим, ставши виновником мира и для себя самого и для других. Поэтому тебя, миротворца, Он и называет сыном Божьим; поэтому и применительно ко времени жертвы Он не упомянул ни о какой другой заповеди, кроме примирения с братом, выражая, что это важнее всего. Я хотел еще более продолжить речь, но и сказанного довольно для внимательных, если они будут помнить. Будем же, возлюбленные, постоянно помнить эти слова, и святые лобзания, и страшные приветствия, которые делаем друг другу. Это соединяет наши души и производит то, что мы все становимся одним телом, как и причащаемся все одного тела. Соединимся же в одно тело, не тела сочетая друг с другом, но души связывая между собой союзом любви; таким образом, мы можем с дерзновением вкушать от предлагаемой трапезы. И хотя бы имели бесчисленное множество праведных дел, но если будем злопамятными, то все будет тщетно и напрасно, и никакого от них мы не сможем получить плода для спасения. Итак, сознавая это, прекратим всякий гнев и, очистив совесть свою, со всем смирением и кротостью приступим к трапезе Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, всякая слава, честь, держава, ныне и присно [и во веки веков]. Аминь.

Прп. Максим Исповедник

<О тайне имени Иуды>[5]

Вопросоответы к Фалассию[6]

ВОПРОС LII. Я не по воздаянию, еже Бог даде ему, воз-даде Езекиа, но вознесеся сердце его, и бысть на него гнев, и на Иуду, и на Иерусалим. И смирися Езекиа от высоты сердца своего сам, и живущий во Иерусалиме, и не прииде на них гнев Господень во дни Езекиины (2 Пар. 32:25–26). – Что такое «воздаяние» и то, что следует за этим?

ОТВЕТ. Поскольку после многих и различных благодеяний, которые Бог своевременно оказывал Езекии[7], спасая его и избавляя от всякой нужды и превратностей, он всю благодать спасения не вменил, как должно, Богу, но некая человеческая нечистота вскичилась в нем и разделилась сила обретенных преуспеяний, то, разумеется, не по воздаянию, еже Бог даде ему, воздаде Езекиа. Ибо за божественные преуспеяния свои он не воздал с [должным] благоразумием благодарения [Богу], но вознеслось сердце его, а поэтому не избежал [Езекия] болезни гордыни, кичащейся добродетелью и ведением. <…>

Каждый ведующий и любомудрый ум содержит в себе и Иуду, и Иерусалим. Под «Иудой» мы исходя из духовного постижения понимаем образ заповеди или навык в покаянии вместе с помыслами, которые он в себе заключает; этот навык деятельно совозрастает вместе с преуспеянием по мере восхождения ума горе́ – ибо «Иуда» толкуется как «исповедь». А «Иерусалим», согласно аллегорическому пониманию, означает мирный навык бесстрастия вместе с составляющими этот навык божественными умозрениями. Или, говоря кратко, [ведующий] ум обладает «Иудой», то есть деятельным любомудрием, и «Иерусалимом», то есть созерцательным тайноводством. Поэтому когда боголюбивый ум, по благодати Божией, отражает всякую супротивную силу с помощью добродетели и ведения, [стяжаемых] в деятельном и созерцательном любомудрии, то он увенчивается совершенной силой против духов лукавства. Однако если при этом он не воздает должного благодарения Богу – Виновнику [своей] победы, но сердце его возносится, ибо он признает [лишь] самого себя за причину всякого преуспеяния, то тогда, как не воздавший Богу по воздаянию, возданному ему, он принимает гнев богооставленности не только на самого себя, но также на «Иуду» и на «Иерусалим», то есть на навык [духовного] делания и на навык созерцания. И тогда, по попущению Божиему, страсти бесчестия сразу же восстают против делания, оскверняя дотоле чистую совесть, а ложные мысли сплетаются с созерцанием сущих, искажая дотоле правое мнение ведения.

Ведь Божественное установление и [Божественный] закон подлинно существуют по Промыслу [Божиему] в сущих, чтобы ими воспитывались, обращаясь к богомыслию, те, которые при благоприятном [течении жизни] проявляют неблагодарность [к Богу], и чтобы, [сообщив им] опыт противоположного, породить в них познание Божественной Силы – свершительницы [всех] благ. Ибо иначе, поддавшись самомнению, не подчиняющемуся при благоприятных обстоятельствах Промыслу [Божиему], мы впадаем в богопротивное расположение гордыни, считая, что стяжание добродетели и ведения присуще нам по природе, а не есть дар благодати. В таком случае оказывается, что мы пользуемся благом для рождения зла и через то, благодаря чему должно было укрепляться и пребывать нерушимым Божественное познание в нас, – через это мы совсем недолжным образом заболеваем неведением Божественного.

Ибо один, считая, что он достиг цели добродетели, уже не будет искать Причину и источник [всех] благ, замыкая только в самом себе силу устремления [к Божественному] и вследствие самого себя теряя закон спасения, то есть Бога. Другой же, наоборот, [постоянно] ощущая свою естественную нужду в благах, не перестает усиленно стремиться к Тому, Кто может восполнить его недостаток.

Поэтому на гордый ум праведно [обрушивается] гнев, то есть богооставленность или попущение [Божие], в силу чего осаждают его бесы и во время [духовного] делания, как Иуду, и во время созерцания, как Иерусалим, дабы ощутил он собственную естественную немощь и познал Божественную Силу и Божию благодать, защищающую его и доставляющую ему все блага; и дабы смирился он, полностью отринув от себя чуждое и противоестественное возношение. Тогда не придет на него другой гнев [Господень], то есть лишение дарованных харизм, как не пришел он на Езекию, который после того, как случился первый гнев, то есть богооставленность, сразу же смирился и ощутил Подателя благ. Ибо [Писание] гласит: И бысть на него гнев, и на Иуду, и на Иерусалим, и смирися Езекиа от высоты сердца своего сам, и живущий во Иерусалиме, и не прииде на них гнев Господень во дни Езекиины, то есть [не пришел] другой гнев – лишение харизм, который вслед за попущенной прежде богооставленностью научает ум прекрасному благомыслию. Ибо очевидно, что не вразумленный первым видом гнева [Божиего], то есть богооставленностью, и несмирившийся принимает на себя второй гнев, лишающий его [благодатного] действия [Божественных] харизм и отбирающий от него оберегающую его до сих пор Силу. Отиму ограждение его, – говорит Бог о неблагодарном Израиле, – и будет в разграбление; и разорю стену его, и будет в попрание.

И оставлю виноград Мой, и ктому не обрежется, ниже покопается, и взыдет на нем, якоже на лядине, терние; и облаком заповем, еже не одождити на него дождя (Ис. 5:5–6) – как возвестил, страдая, и Саул, первый царь Израиля. Ибо он вместе с царством воспринял через помазание и благодать пророчества, но когда не сохранил ее, то принял на себя первый гнев [Божий] – действие лукавого духа. Когда же не осознал [этой своей вины], был изобличен другим гневом, лишился [царского трона] и, через свое безумие, оказался перед смертью не имеющим никакого благочестия. Это обнаруживает [сам Саул], когда, страдая, он сначала был одержим бесом, а затем с помощью волшебницы перебежал добровольно к бесам и, подобно безбожникам, совершил служение этим бесам через волхвование.