Триумф зла

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так это вы Зеленый Георг! — воскликнул мальчик. — Я коплю деньги, чтобы послушать вас, а однажды я собрался улизнуть на один из ваших концертов. Папа все равно не позволит мне, потому что, не знаю, он просто не выносит всего, что связано с цыганами, а я вот услышал вас бесплатно.

— Дорогое мое дитя, — сказал молодой человек, — ведь ты тоже связан с цыганами. Наша мать цыганка, хотя, возможно, ты этого не знал.

Стояла поздняя осень, было довольно тепло; но пока они разговаривали, солнце село, совсем стемнело.

— Дитя, — сказал Шандор, — сейчас ты уже не сможешь добраться до дому, но если ты останешься здесь, я обещаю проводить тебя завтра утром. Дорогу я знаю, — добавил он с ноткой горечи. — Смотри, я заверну тебя в свою шубу. Я могу соорудить для тебя хорошую постель с подушкой из палой листвы. Я это хорошо умею. Сейчас не очень-то холодно. — И он пробормотал сквозь зубы: — Теперь он увидит, что цыганскую кровь не приручишь.

— Но вам самому будет холодно, — сказал мальчик.

— О нет, — ответил Шандор. — Я привык спать прямо на земле. Мы, цыгане (сказано это было тем же презрительным тоном, каким произнес это слово его отчим семь лет назад), не спим на пуховых перинах.

И он завернул мальчика в свою шубу и сделал ему удобную постель из листьев. Ребенок проговорил сонно:

— Шандор, братец, сыграй мне еще что-нибудь.

— Да, дорогой, — откликнулся он и заиграл ту колыбельную, которой убаюкивал его отец. То же действие произвела она на Дюлу; а там и сам он примостился рядом с братом. Ветер усиливался, листья сыпались сверху и укрывали Зеленого Георга сплошным покрывалом.

— Когда-то я был Зеленый Георг, — прошептал он печально, — а теперь я, кажется, пожелтел, — и он уснул.

Ночью, как часто бывает в тех местах, неожиданно похолодало. Повалил густой снег и укутал двоих в белый кокон. Затем ударил сильный мороз. Они этого не заметили; оба крепко спали, Дюла — положив голову на плечо брата. Но этот мороз умертвил и тепло укутанного мальчика, и крепкого молодого мужчину.

Если бы кто-нибудь оказался там в то необыкновенно холодное утро, он бы несказанно удивился при виде элегантно одетой дамы, бродящей по лесу и безутешно взывающей:

— Дюла! Дюла! Господи! Неужели, потеряв одного, я должна потерять другого!

Наконец, она пришла туда, где, укрытые снегом, лежали они.

— Дюла! — вскричала она. — Что ты здесь делаешь?

Потом она взглянула и узнала.

— Шандор, дитя мое, мой первенец! Ты здесь!

Она бросилась к нему и горячо поцеловала.

— Я твоя мать, разве ты не узнаешь меня? Проснись же! Скажи хоть слово!

Они не двигались. Ни единой слезы не уронила она. Сняв с себя свое роскошное соболиное манто, она накрыла им своих детей, точно покровом. Потом она сняла с себя все кольца и украшения; и, отрезав свою черную косу, связала двоих своих сыновей этим странным ожерельем.