Посчитав отсутствие соборного определения невозможным, митрополит Макарий (Булгаков) выстроил виртуальное здание «темницы хилиазма», материалом для стен которого стало его ошибочное «мнение» об осуждении хилиазма на Втором Вселенском Соборе. Выражение «темница хилиазма» взято нами из книги священника Бориса Кирьянова «Полное изложение истины о Тысячелетнем Царстве Господа на Земле», вышедшей в издательстве «Алетейя» в 2001 году. Обличая митр. Макария (Булгакова), священник Борис Кирьянов пишет: «Поскольку "первый вид" хилиазма м. Макарий относит к безумной ереси Керинфа, то нет нужды рассматривать это. Достойно только немалого возмущения, что это безумие дьявольской ереси м. Макарий, не имея дара различения духов (1 Кор. 12:10), вталкивает вместе с истиной в одну темницу… под общим изобретенным для них названием "хилиазм". Когда бы, во исполнение заповеди (Мф. 7:1–2), таким же образом поступили с самим м. Макарием и, допустим, причислили его к христоубийственным книжникам или хотя бы к "несмысленным галатам" (Гал. 3:1), то он наверно бы возмущался несправедливостью и неразличением, тогда как здесь он гораздо больше подходит к тем и другим, нежели распинаемая им истина ко лжи и ереси»10.
Книга священника Бориса Кирьянова стала первой в Православии апологией учения святых отцов Древней Церкви о «тысячелетнем Царстве». С богословской стороны она, как нам представляется, не имеет сколь-нибудь серьезных изъянов, и это неудивительно, так как богословская образованность о. Бориса Кирьянова сомнений не вызывает11. Книга священника Бориса Кирьянова «Полное изложение истины о Тысячелетнем Царстве Господа на Земле» наполнена ревностью по Богу в духе праведного Финееса против тех, кто попирает истину. И он имел на это полное право, поскольку исповедничеством во время хрущевских гонений заслужил его. Вероятнее всего, этот боевой исповеднический дух книги особо задевает её недоброжелательных критиков, но «отец Борис Кирьянов… прошел настолько серьёзный путь своей жизни и столько сделал, столько испытал и перестрадал»12, что не лукавым оппонентам судить о его богословии, тем более в безапелляционном тоне, к какому они прибегают, не утруждая себя мало-мальски основательными доказательствами…
I.1. «Неточность» митрополита Макария (Булгакова)
Осуждение буквализма, в том числе и святоотеческого, большинство современных православных аллегористов выводят из решений Второго Вселенского Собора. Вот, к примеру, как пишет об этом «успешный выпускник Московской Духовной Академии»: «В IV веке хилиазм, как один из пунктов учения Аполлинария Лаодикийского, был осужден на II Вселенском Соборе. В Символ Веры была вставлена фраза "Егоже Царствию не будет конца". С момента принятия Церковью решения по вопросу хилиазма никто не должен держаться этого верования и проповедовать его, поскольку соборным голосом Церковь осудила данную теорию. Хилиазм никогда не был общим верованием Древней Церкви, тем более в последующие времена, после соборного решения, непозволительно о нем учить»13.
А вот как об этом писал автор данной «неточности» митр. Макарий: «Если и можно было держаться учения о хилиазме, как частного мнения: то лишь до тех пор, пока не выразила об этом своего голоса Церковь вселенская. Но когда второй вселенский Собор (в 381 г.), осуждая все заблуждения еретика Аполлинария, осудил и учение его о тысячелетии Христовом, и для того внес в самый символ веры слова о Христе: "егоже царствию не будет конца", — держаться этого учения, даже в качестве частного мнения, совершенно не позволительно православному Христианину»14. Эти ложные утверждения насчет Собора митр. Макария (Булгакова) с небольшими вариациями переносятся из книги в книгу около ста пятидесяти лет. Так или иначе, независимо от понимания этого момента аллегористами, нам предписывается осудить мнение тех святых отцов древней Церкви, что исповедовали «духовный хилиазм» относительно «тысячелетнего Царства»: митр. Макарий (Булгаков) недвусмысленно говорил о ереси словами «в обоих своих видах»15.
Уже давно были опровергнуты эти ложные утверждения насчет Собора, однако по инерции их продолжают массово воспроизводить. Пожалуй, самое трудное в этом вопросе — это отойти от ошибочного представления, порожденного «неточностью» митрополита Макария (Булгакова), приписавшего Второму Вселенскому Собору осуждение хилиазма. Непосвященные в эту тайну Полишинеля выпускники духовных академий, семинарий, училищ, различного рода курсов, усвоив на занятиях «неточность» митр. Макария, приводят именно этот «аргумент» в споре с противниками аллегорического понимания данного места Апокалипсиса. Несколько поколений православных христиан впитало эту «неточность» с молоком своих альма-матерь. Однако вопрос внесения в Символ веры слов «Егоже царствию не будет конца» давно уже рассмотрен серьезными богословами, церковными историками и канонистами. Эта поправка направлена против Маркелла Анкирского и не имеет в виду хилиазма. Для убедительности позволим себе процитировать некоторых авторов.
Так, известный дореволюционный церковный историк Василий Болотов пишет: «Самый своеобразный пункт системы Маркелла составляет его учение о царстве Христовом. Слова нашего символа: "Его же царствию не будет конца", заимствованные из других символов, направлены именно против Маркелла. Царство Христово есть царство воплотившегося Слова (и поэтому не тождественно с вечным царством Λόγος`а, соцарствующего Отцу = с царством Божиим). Но цель воплощения дана не в самом бытии Слова, а в домостроительстве: Λόγος воплотился для мира. Следовательно, это цель конечная и, как такая, она некогда будет вполне достигнута, и тогда (перестав быть целью, а став осуществившимся фактом) "второе домостроительство" и царство Христово не имеют основ для существования (raison d"etre). Итак, царство Христово некогда кончится, — продолжает излагать мнение Маркелла Болотов, — разрешится в царство Божие. "Подобает бо Ему царствовати, дондеже положит вся враги под ногама Своима. — Егда же покорит Ему всяческая, тогда и Сам Сын покорится покоршему Ему всяческая, да будет Бог всяческая во всех. — Егда (Сын) предаст царство Богу и Отцу" (1 Кор. 15:25,28,24). Эта συστολη последует, очевидно, после всемирного суда.
Но с прекращением царства Христова, — пишет далее Болотов, — тесно связан вопрос о человеческой стороне Христа. Если бы человечество Христово было самостоятельным лицом или совершенно безлично (плотью без разумной души), тогда вопрос решался бы легко. Но человечество Его не самостоятельно лично в Λόγος"е (=ένυπόστατος по точной догматике) в этом трудность задачи. — Для Маркелла несомненно, что на всемирном суде Слово явится еще как воплощенное: тогда узрят Сына человеческаго (Мф. 24:30) и воззрят нань, его же прободоша (Иоан. 19:37); но в момент συστολής чтò будет? Слово для нас воплотилось; это цель конечная, и, следовательно, и для вочеловечения Его настанет конец: так следует по логике догматической системы Маркелла, — замечает Болотов, — и он не видит мотивов отступить пред этим выводом. Возражают: "но плоть Христа бессмертна по воскресении". Но, думает Маркелл, это не доказывает ее вечности: не все то, что высоко с точки зрения человека, высоко и для Бога: и ангелы бессмертны, однако же, они не в личном единении с Богом. Плоть не нужна Λόγος"γ, ибо "не пользует ничтоже": "дух есть, иже оживляет" (Иоан. 7:63). Следовательно, отношения κατα σάρκα должны опять уступить место отношению κατα πνεύμα, Триада — сократиться в монаду (за "ενεργεία" наступить "δυνάμει"). Что тогда сделается с плотью Христа, это вопрос крайне трудный, и Маркелл не желает догматствовать ο том, о чем из божественных писаний он не узнал ничего твердого, и вопрошающим отвечает по апостолу: "видим убо ныне якоже зерцалом в гадании, тогда же лицем к лицу: ныне разумею отчасти, тогда же познаю, якоже и познан бых" (1 Кор. 13:12)16, — пишет Болотов. Мы видим, что Маркелл учил, будто бы настанет время, когда Иисус Христос «сократится», а Его Царство прекратится и станет Царством Бога-Отца. Маркелл не был хилиастом. Более того, если отталкиваться от его учения, то надо признать, что Маркелл был сторонником того мнения, будто Царство Христово уже началось по воплощении Его. Вот как описывает этот момент учения Маркелла церковный историк Анатолий Алексеевич Спасский: «Когда Отец все подчинит Сыну, тогда и Сын подчинится Отцу, и царство Христа, начавшееся около 400 лет тому назад, прекратится. Логос опять сольется с Божеством и будет составлять с Ним одно. Конечно, господство Его не уничтожится совсем, как оно и не имело начала, поскольку Логос всегда находился в единстве с Отцом. Но плоть по соединении с Отцом Ему будет уже не нужна и хотя бы она сделалась нетленной, она все-таки останется недостойной Бога…»17.
А вот что говорит об этом известный канонист святитель Никодим (Милаш): «Кроме известного савеллианского учения о Христе, которое, за малыми исключениями, разделялось маркеллианизмом, Маркелл, путем логического развития положенных им начал о Сыне, дошел до отрицания вечной ипостаси Сына и, соответственно с этим, учил, что при наступлении конца мира наступит также и конец царства Христова и даже самого Его бытия. Что таково действительно было учение маркеллиан, об этом свидетельствуют, кроме Евсевия, Афанасий в своей книге De synodis, Кирилл Иерусалимский в огласительном поучении De secundo Christi adventu, Иларий, Василий Великий, Сократ, Феодорит и многие другие. Мы нарочно перечисляем всех упомянутых отцов и учителей церкви, писавших о маркеллианской ереси, потому что некоторые новейшие западные богословы хотели доказать ортодоксальность Маркелла, основываясь на том, что он был оправдан на Римском Соборе 341 года и что его учение было признано православным на Сердикийском Соборе, главным же образом на защите, которую Маркеллу оказал папа Юлий. Впрочем, с древними отцами и учителями церкви относительно признания ложности учения Маркелла, — продолжает епископ Никодим, — стоят заодно и многие выдающиеся новейшие западные богословы, так что вопрос об ересиаршестве Маркелла уже совершенно исчерпан, а также вполне доказана основательность и справедливость приговора, высказанного против маркеллиан со стороны второго Вселенского святого Собора. Беверегий высказывает мысль, что несомненно, вследствие этой ереси, вторым Вселенским Константинопольским Собором были внесены в Никейский символ слова Ού τής βασιλείας ούκ έσται τέλος — и царствию Его не будет конца, которых нет в редакции Никейского символа. Мы вполне разделяем эту мысль Беверегия, — замечает епископ Никодим, — которую он подтверждает следующей аргументацией: "упомянутых слов", говорит он в своих примечаниях к этому правилу, "как изложенных Никейским Собором, нет ни в одном издании этого символа; находятся же они (слова) во всех изданиях этого символа, как прибавленные этим собором (II Вселенским) и утвержденные вместе с остальными прибавлениями. Это наше предположение лучше всего подтверждается тем, что сам Маркелл в своем исповедании веры объявляет, что он признает во всем веру, изложенную на Никейском Соборе, — говоря: "мы не думаем и никогда не думали иначе, чем гласит вселенское и церковное правило, установленное на Никейском Соборе" (apud Epiplian. haer. LXXII sect. 10). Если бы эти слова "и Его царствию не будет конца" в то время уже были внесены в Никейский символ, Маркелл, отрицавший вечность Христова царствия, не мог бы заявить о своем признании этого символа, — стало быть, эти слова были прибавлены этим собором, соответственно решению, высказанному против ереси маркеллиан, появившейся во время между Никейским и этим Константинопольским Собором"»18.
Виктор Капитанчук в статье «Святые отцы о 1000 летнем царстве (хилиазме)», отталкиваясь от осуждения маркеллиан II Вселенским Собором, включившем против них в Символ веры слова «Егоже царствию не будет конца», пишет: «Таким образом, на 2-ом Вселенском Соборе был осужден не хилиазм, а учение противоположное хилиазму, утверждающее, что царство Христово уже наступило и что оно кончится, продлившись 1000 лет»19. Виктор Капитанчук имеет в виду то обстоятельство, что Маркелл был сторонником богословского мнения, будто Царство Христа началось с Его воплощения. Здесь не трудно увидеть проблему у последователей мнения о тысячелетии как «благодатном царстве Христовом»: оно имеет конец. О «кончине благодатного царства Христова» открыто учил митрополит Макарий (Булгаков) в учебнике «Православно-догматическое богословие»20.
В Апокалипсисе, вопреки широко распространенному мнению, ничего не говорится о кончине после «тысячи лет» Царства Христа: «окончится тысяча лет» — это совсем не то, что «кончина царства Христова». Святитель Ириней Лионский учил о тысячелетии как о периоде, в котором «достойные постепенно привыкают вмещать Бога»: «Поскольку мысли некоторых увлекаются еретическими речами и они не ведают распоряжений Божиих и таинства воскресения праведных и царства, которое есть начало нетления и через которое достойные постепенно привыкают вмещать Бога, то необходимо сказать, что праведные должны сперва, воскресши для лицезрения Бога, в обновленном создании получить обещанное наследие, которое Бог обещал отцам, и царствовать в нем, а потом настанет Суд. Ибо справедливо, чтобы в том же создании, в котором подвизались или подвергались скорбям, всячески испытанные в страдании, они и получили плоды страдания своего, и в создании, в котором умерщвлены по любви к Богу, в том же и ожили (воскресли), и в создании, в котором понесли рабство, в том же и царствовали»21.
В пророчестве Даниила о наступлении вечного Царства Христа говорится так: «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан. 7:13,14). Посмотрите, «владычество вечное» дано Христу сразу же вслед за сокрушением «зверя четвертого», и это есть начало вечного Его Царства. Обратите внимание на предыдущие стихи: «Видел я тогда, что за изречение высокомерных слов, какие говорил рог, зверь был убит в глазах моих, и тело его сокрушено и предано на сожжение огню. И у прочих зверей отнята власть их, и продолжение жизни дано им только на время и на срок» (Дан. 7:11,12). Мы видим, что помимо «зверя четвертого» продолжают какое-то время жить и «прочие звери», хотя у них «отнята власть», но вечное Царство Иисуса Христа уже началось, несмотря на это обстоятельство.
Срок «тысяча лет», вполне возможно, — это число, символизирующее какой-то необходимый для домостроительства период времени, а не точное число лет. После этого сатана освобождается на короткое время. Освобождение на короткое время сатаны — это не конец Царства Христа, как мы видим из пророчества Даниила, но время, когда происходит последний кризис мира. То есть начало «тысячелетия» — это начало вечного Царства Иисуса Христа, которое имеет начало, но не имеет конца. «Тысяча лет» есть период времени от разрушения царства «зверя четвертого» до последнего бунта сатаны против Бога. Если отрицать этот начальный период вечного Царства Иисуса Христа, то надо ждать прихода Царства Небесного «видимым образом», сразу же вслед за всеобщим воскресением и Страшным Судом. Святые отцы-буквалисты учили о «субботе покоя» как о «начале нетления», как о неприметном начале проявления вечного Царства Христа в мире. Да, Пришествие Христа со славою, но проявляют Царство Христа, делают его видимым вместе с Христом воскресшие святые. В противном случае мы отвергаем синергию.
Игумен Варсонофий (Хайбулин) совершенно справедливо, на наш взгляд, замечает: «Обетование "тысячелетия" устанавливает временные границы не Царствию Христову и не соцарствию Ему участников "первого воскресения", а княжению древнего змия, в предшествующих веках обольщающего всю вселенную (Апок. 12:9). Естественно возникающий вопрос, — пишет далее о. Варсонофий, — каким образом будет совершаться духовный рост людей в условиях, когда не требуется борьбы с сатанинскими прельщениями, св. Иреней предвидел и отвечал на него так: "в то время праведники будут царствовать на земле, возрастая от видения Господа и чрез Него навыкнуть вмещать славу Божию …" ("Против ересей", кн. 5, гл. 35, п. 1, стр. 523). Св. Иреней, — продолжает о. Варсонофий, — и его единомышленники (по свидетельству св. Иустина Философа, "здравомыслящие во всем мире христиане") увидели что то, что пророк Даниил предсказывает как принятие народом Божиим неограниченного временем и пространством царства, Тайнозритель Иоанн созерцает, как воцарение со Христом оживших в "первом воскресении". Это соединение с Господом Апостол Павел предсказывает, используя глагол συμβασιλεύσομεν (греч.) — "совоцаримся" (2 Тим. 2:12). От самых благочестивых земных царств Царство Христово отличается больше всего тем, — отмечает о. Варсонофий, — что вхождение в него есть совоцарение Господу. Это соединение не может быть временным, оно — навеки, навсегда. Но вот "субботство" народа Божия ограничено временем, в течение которого парализован враг — обольститель вселенной. "Субботство" кончится, когда дракон будет освобожден из "тысячелетней темницы" (Апок. 20:7). Но соцарствие Христу участников "первого воскресения" не кончится никогда»22, — замечает игумен Варсонофий.
В свете сказанного игуменом Варсонофием становится понятным, почему слово «хилиазм», происходящее от греческого χιλια (тысяча), по отношению к учению святых отцов о «тысяче лет» должно браться в кавычки: «тысяча лет» — это не отдельное «тысячелетнее царство», но «времена Царства» вечного, которому не будет конца. Сам период «тысячелетия» есть «последний день», «день суда». Вот как об этом говорится у св. Мефодия Патарского в «Тайне кущей»: «Так и я, отправившись отсюда и вышедши из Египта — сей жизни, сначала достигаю воскресения, этого истинного праздника кущей, и там поставив мою кущу, украшенную плодами добродетели, в первый день праздника воскресения, во время суда, празднуя вместе со Христом тысячелетие покоя, называемое седмью днями, эту истинную субботу»23. Здесь, пожалуй, заключается основная ошибка противников святоотеческого «хилиазма»: в «первый день» человеческого мира человечество умирает в Адаме, последней «секундой» этого «первого дня» является всемирный потоп; в «последний день» мира оно воскресает во Иисусе Христе; «огонь с неба», всеобщее воскресение и Страшный Суд — последняя «секунда» «последнего дня», который есть не только «тысячелетие покоя», но, одновременно, и «время суда».
Подытоживая все вышесказанное, заметим следующее: 1) на Втором Вселенском Соборе не было явного осуждения хилиазма ни в каком «виде», нет никаких сведений и о том, что этот вопрос затрагивался на каком-либо другом известном церковном Соборе; 2) Маркелл, против ереси которого была вставлена в Символ веры фраза «Егоже Царствию не будет конца», был, судя по всему, самым настоящим амилленаристом; 3) святоотеческое «тысячелетие» не устанавливает временные границы Царства Христа, которое начинается с «тысячелетнего царства», но им не заканчивается, а устремлено в вечность.
I.2. Новая «неточность» амилленаристов
Убедившись в безосновательности ссылки митр. Макария (Булгакова) на Второй Вселенский Собор как на «соборное осуждение хилиазма», современный амилленарист Алексей Дунаев предложил, разрушив «темницу хилиазма», то есть, признав эту «неточность», «сковать цепью» святоотеческое учение о «тысяче лет» с еретическим хилиазмом. Дунаев пишет: «Следует отметить только две неточности митр. Макария, до сих пор повторяемые православными экзегетами, списывающими свои объяснения из Догматики Макария даже без указания источника. Во-первых, указанные митр. Макарием святые отцы, начиная с Папия, придерживались и буквально-материального (см. фр. 14), а не только духовного понимания удовольствий. Свидетельство о наличии у Папия, помимо буквальных, и духовно-аллегорических толкований (ср. фр. 13) не опровергает сказанное, ибо и в иудейской экзегезе соседствовали эти два, казалось бы, несовместимых плана, а аллегорическая интерпретация рая была необходима для объяснения, как рай может находиться не на земле, а в небесном Иерусалиме… Во-вторых, Второй вселенский собор осудил прибавкой "Егоже Царствию не будет конца" (Лк. 1:33) ересь не Аполлинария, а Маркелла Анкирского, не имеющую никакого отношения к хилиазму»24.
И далее Дунаев пытается показать основание для замены одной «неточности» другой «неточностью»: «Однако хилиазм Аполлинария подвергся критике со стороны свв. Епифания Кипрского, Василия Великого и Григория Богослова, называвших буквальное понимание тысячелетнего царствия "вторым иудаизмом" и "иудейскими баснями", несовместимыми со всем Священным Писанием»25. Ход мысли Дунаева понятен: раз указанные святители осудили и отвергли буквальное понимание тысячелетнего царства, назвав его «вторым иудаизмом» и «иудейскими баснями», то нельзя принимать и учение святых отцов о «начале нетления», которое наиболее полно изложил святитель Ириней Лионский, поскольку, мол, это одно и то же. Разберемся по порядку с этой иезуитской загогулиной Алексея Дунаева.
В этой «неточности» Алексея Дунаева, которую он предлагает взамен «неточности» митр. Макария, нет ни научности, ни, тем более, богословия. В самом деле, о какой научности здесь можно вести речь, если, во-первых, имеется недвусмысленное упоминание о духовном прочтении «тысячи лет» самим автором ныне широко распространенного толкования ее как Церкви, то есть блаж. Августином: «Мнение это могло бы быть до некоторой степени терпимо, если бы предполагалось, что в эту субботу святые будут иметь некоторые духовные радости от присутствия Господня. Некогда и мы думали так»26. Совершенно очевидно, что признание того, что, помимо еретического, есть и духовное понимание буквального «воскресения первого» «во времена царства» не «неточность» митр. Макария, но отражение им действительности. Во всяком случае, имен Иустина Мученика, Иринея Лионского, Ипполита Римского и Мефодия Патарского, учивших о телесном воскресении в «тысячу лет», ни Епифаний Кипрский, ни Василий Великий, ни Григорий Богослов не упоминают. Что касается позиции свт. Дионисия Александрийского и блаж. Иеронима Стридонского, то о ней пойдет речь в соответствующей главе книги.
ebooksa