— Тебе не за что извиняться, дочка. Всё произошло не по твоей вине. Ты лишь стала заложницей своей красоты…
— Я не хотела. Клянусь, не хотела, чтобы так всё вышло, — не сдержала своих слез.
— Выскочила бы замуж за старика Джонсона, ничего не произошло, — не унимался Сэмуэль. — А теперь никто не желает иметь с нами дело. Мы на грани банкротства, и всё из-за тебя…
— Всё из-за Фостеров, — крикнул Джастин своему брату. — Эмма пострадала не меньше нас всех.
— Проклятые Фостеры, гореть им в аду… и в гробах переворачиваться… — процедил Люк, сжимая кулаки.
— Что? — вытерев слёзы, переспросила его. — Не надо так…
Что он несёт? Разве можно было так говорить о живых, даже если они сделали много плохого…
— А ты не знала? — хмыкнул Люк, смотря на меня. — Уже пять месяцев, как они гниют в земле… — с удовольствием добавил он.
Боже… Земля уходила из-под ног. Мир качнулся и стал сужаться, пока меня совсем не поглотила темнота.
— Эмма, — звал отец. — Открой глаза, девочка, — тряс меня, пытаясь привести в чувства.
— Это обморок. Обычное дело при беременности, — услышала голос матери, которая стояла совсем рядом. — Сейчас очнётся.
Открыв глаза, увидела перед собой её строгое, морщинистое лицо. Она смотрела на меня с неприкрытым пренебрежением, будто моё присутствие вызывало в ней отвращение. Но все же в её глазах читалась боль, которую она очень умело маскировала своим безразличием.
— Мама, — произнесла я, радуясь, что она всё же спустилась вниз и я, после долгой разлуки, могу её видеть. — Мамочка, прости…
— Прекрати, Эмма, это лишнее, — проговорила она сухо, отводя глаза в сторону. — Чей это ребёнок?
Это все, что ее волновало? После всего, что мне пришлось пройти, она интересовалась лишь тем, от кого мой ребёнок? Немыслимо…
— Мэйсона, — выдавила из себя ложь. — Моего жениха.
В голове шумело. Слова, произнесённые Люком, разрывали голову. Дурнота подкатывала к горлу, что едва находила в себе силы, бороться с ней.
Мой любимый… что могло произойти?
— Врёшь, — скривилась мать, усаживаясь возле бледного отца. — Уверена, что он от Фостеров.
— Беатрис, девочка не станет лгать, — произнёс отец, с печалью в глазах смотря на меня. — Оставь. Пусть будет счастлива.