– Когда и где вы видели его в последний раз?
– В пятницу, 25 июня, у него дома.
– При каких обстоятельствах?
– Он устраивал вечеринку для сотрудников нашего издательства. Мы готовили его книжку. На той неделе ему показали макет, он обрадовался и решил отметить.
– Я не знал, что он публикует свои стихи, – удивился Соболевский.
– Он и не публиковал раньше. Это была первая попытка.
– На этой вечеринке были только ваши сотрудники?
– Нет, что вы! Еще человек десять было, а может, пятнадцать. Я почти никого не знаю.
– Ушли все вместе?
– Не знаю, я ушла раньше всех – через час-полтора, не больше. Но... Я говорила с ним еще раз. По телефону.
Ох, как мне не хотелось об этом рассказывать! Но я чувствовала себя не вправе утаивать информацию – откуда мне. знать, вдруг из нее можно извлечь какую-нибудь пользу. В тот момент я по наивности полагала, что мы со следствием по одну сторону баррикад...
– Когда? – поинтересовался Соболевский.
Я набрала побольше воздуха и сказала:
– Это было в субботу днем. Около двух. Он позвонил мне...
– Куда?
– Как – куда? – удивилась я. – Домой! Соболевский поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Что-то мелькнуло у него в глазах, какое-то странное выражение – не знаю, как объяснить... Конечно, он удивился: это понятно – ведь получалось, что я разговаривала с Никитой последней и чуть ли не прямо перед... Но в его взгляде было не только удивление, было что-то, чего я не понимала и не могла передать словами – хотя была уверена, что не ошиблась и моя мнительность здесь ни при чем.
– О чем вы говорили?
– Да, в общем, ни о чем. Ничего особенного. Он говорил, что сочиняет новую песню...
Он говорил не только об этом, но вот это уже решительно никого не касалось.
– Значит, вы утверждаете, – с расстановкой произнес Соболевский, – что в последний раз были у Добрынина в пятницу, 25-го числа...