По субботам не стреляю

В душе я не могла не признать ее правоту, хотя все три раза все-таки расстраивалась. Но, в общем, глубокой душевной раны никто из них мне, конечно, не нанес. Что же касается Кости... Он все-таки совсем другое дело... Мне так не хотелось устраивать ему «проверку на вшивость»! Если бы не Костя, я не поехала бы в субботу за записной книжкой...

Глава 3

Если бы кто-нибудь захотел узнать, как и когда вошел в мою жизнь этот кошмар, я скорее всего назвала бы не только точную дату, но и время суток. Я сказала бы, что моя жизнь сошла с рельсов в субботу вечером, в тот момент, когда мама изменившимся голосом позвала меня к телевизору. Потом была Никитина фотография во весь экран и сдавленный голос диктора, сообщавшего страшную новость. Именно в этот момент у меня возникло странное чувство, что я вышагнула из собственной жизни и попала в чужую. Хотя... наверное, я не права.

Все закрутилось раньше. Не надо было в субботу возвращаться за записной книжкой, не надо было в пятницу ее забывать, не надо было вообще идти на «дружескую вечеринку», не надо было два месяца назад соглашаться на просьбу шефа, не надо было сто лет назад ложиться с Никитой в постель... Ну и так далее. Можно дойти до внутриутробного периода.

А вот влезать в историю с изданием Никитиной книжки действительно не следовало.

Впрочем, все по порядку...

Месяца два назад шеф обратился ко мне с просьбой, как он выразился, «полуличного характера», при этом раз пять подчеркнув, что я имею полное право ему отказать. Просьба состояла в следующем. Шефу, постоянно озабоченному, проблемой решительного прорыва издательства к преуспеянию и благоденствию, пришла в голову мысль выпустить Никитины песни в виде сборника стихов, с портретом и предисловием. Почему это никому до сих пор не приходило в голову – бог весть. Думаю, не сегодня-завтра пришло бы. Шеф тоже так думал, а потому и обратился ко мне. Мне надлежало испросить у Никиты для нашего издательства эксклюзивное право на издание. Ох, как мне не хотелось соглашаться! Конечно, теперь так и тянет сказать, что у меня было предчувствие...

Чепуха все это. Не было у меня никаких предчувствий, и внутренний голос молчал, как рыба. Просто мне было неприятно просить Никиту о чем бы то ни было. Конечно, я не столько просила, сколько передавала чужую просьбу, и все-таки это каким-то образом меняло расстановку сил: у него появлялась возможность оказать мне услугу. С другой стороны, посвящать шефа в собственные переживания мне тоже совсем не хотелось, а без этого отказ выглядел бы необоснованным – не то грубость, не то упрямство. Юра наверняка просчитал все это заранее – он у нас неплохой психолог. Знал, как взяться за дело...

«Шут с ним! – решила я. – Попрошу».

Никита, выслушав меня, пришел в полный восторг. Как-то так вышло, что до этого момента он не задумывался о возможности издания. Идея понравилась ему до чрезвычайности. Зачем ему это было надо – не знаю. Может быть, для вечности... Во всяком случае, обрадовался он совершенно искренне. А то, что он немедленно согласился на эксклюзив, – уже имело прямое отношение ко мне. На следующий же день он приехал в издательство, привез дискету со словами песен, подписал все, что нужно было подписать, и обо всем договорился с шефом. Больше от него, собственно говоря, ничего не требовалось, но это не мешало ему регулярно наведываться и узнавать, как дела. Он приезжал и раньше – встречал меня на улице с цветами, предлагал довезти до дома, но теперь все это делалось как бы на законном основании.

Шеф, я думаю, с самого начала понимал, что книжка выйдет не бог весть. Никакой Никита не поэт, одно дело – слушать песни и совсем другое – читать их как стихи. Расчет был все на ту же Никитину популярность. Не знаю, оправдался бы он или нет, и теперь уже никогда не узнаю. Теперь и книжка будет совсем другая, и вообще все по-иному...

В четверг Никите показали макет. Он остался чрезвычайно доволен и заявил, что по этому поводу не мешало бы выпить. Все подумали, что он собирается притащить выпивку в редакцию – однако ничуть не бывало. Он пригласил всех к себе в гости прямо на следующий вечер. Какое-то время назад он купил в центре огромную квартиру «с ванной, бассейном, фонтаном и садом», как он говорил, – «для представительских целей». Но нас он позвал не туда, а в так называемую «жилую» квартиру, то есть ту самую, где они жили с Люськой и которая после ее отъезда досталась ему. Ту самую, куда мы с ним пришли десять лет назад, «после бала»... До сих пор не знаю, почему он выбрал для приема именно ее. Тогда мне показалось, что он делает это нарочно – то ли в расчете на мою ностальгию, то ли просто чтобы меня задеть. Словом, чтобы так или иначе сдвинуть с мертвой точки. А может, все это был плод моей фантазии и мания преследования в чистом виде. Во всяком случае, места в той квартире тоже хватало.

Мысль о неявке я отвергла с порога: получилась бы демонстрация, а демонстрации я не хотела. Я решила пойти, но при первой же возможности сбежать...

В пятницу вся наша контора с утра ходила ходуном. Девицы пришли в умопомрачительных нарядах, в смысле работы целый день стояло полное затишье, зато в туалете жизнь била ключом – все то и дело освежали макияж, меняясь по ходу дела пудрами и помадами. Я чувствовала себя довольно глупо: заявлять особую позицию мне было совершенно ни к чему, а вписаться во всеобщий ажиотаж не получалось. Я попыталась потереться в туалете, но без особого толку – при моем появлении все замолкали и принимались старательно мыть руки.

Забавно, между прочим: еще вчера я была вполне своя, а сегодня все волшебным образом изменилось. Удивляться, конечно, нечему – когда на горизонте появляется мужик, ситуация всегда в корне меняется. Обычная история, и все-таки как-то мне было неуютно. Проклиная в душе Никиту с его мероприятием, а заодно и всех баб как класс, я уткнулась в экран компьютера с твердым намерением не реагировать на окружающее.

Без чего-то семь вся наша компания дружно вывалилась во двор и стала рассаживаться по машинам: кто за руль, кто в качестве пассажира – мест хватило на всех.

«Интересно, как он собирается кормить такую ораву, – подумала я. – Кто-нибудь помог приготовить? Хотя нет, наверное, накупил готовых закусок и зелени... Ну и выпить, конечно...»

Мне было слегка не по себе, все-таки я побаивалась Никитиных выходок. Ему ничего не стоило при всем честном народе хлопнуться передо мной на колени и начать объясняться в любви, причем таким тоном, в таких выражениях, что все присутствующие не знали, куда деваться от смущения. Все это мы уже не раз проходили. Разумеется, мне это ничем не грозило... почти. Ничем, кроме ревности, зависти, потока сплетен и самых невероятных предположений на тему: и чем это она его зацепила?

Никитина «жилая» квартира всегда поражала меня нелепостью планировки. Это была «распашонка», но какая-то чудная, нестандартная, с непомерно большой «спинкой» и крошечными «рукавчиками». В гостиной было, наверное, метров тридцать, что для Москвы все-таки непривычно, зато в двух смежных с ней комнатках негде было повернуться. Разумеется, Никита запросто мог ее перепланировать, но он предпочитал жить в привычной обстановке и ограничился тем, что покрасил стены и положил новый роскошный паркет.

Гостиная, надо сказать, смотрелась отлично. Посередине стоял огромный стол, ломившийся от мясных и рыбных деликатесов (вскрываешь пластик, выкладываешь на тарелку – и готово, тут я угадала). Окна были распахнуты настежь, на улице все еще стояла жара, а в квартире гулял приятный сквознячок.