Я улыбнулась и разорвала и половинки, а потом и четвертушки, и восьмушки. Высыпав мелкие клочки в урну, я с довольной улыбкой посмотрела на Адама.
Он тоже улыбнулся.
– Вам надо чаще так делать.
– Рвать фотографии?
– Улыбаться, – ответил он, глядя на мои губы. – У вас чудесная улыбка.
Под ложечкой у меня сладко замерло.
– С-спасибо.
Адам кашлянул и опустил глаза.
– Пойдемте, время дорого.
На улице снег валил еще гуще. Адам схватил меня за руку, и мы бегом кинулись в поджидавший нас «Убер».
Устроившись на сиденье, я призналась:
– Слушайте, мне и вправду гораздо легче на душе! Может, я даже выслушаю приговор и не расклеюсь. Вперед, навстречу судьбе!
Адам расстегнул верхние пуговицы своего пальто.
– А что там за проблема с вашим выселением? Вы не производите впечатления неимущей особы, не способной платить за жилье.
– Я и платила всегда вовремя, просто у меня нет права там жить, квартира принадлежала бабушке. Я поселилась там два года назад, когда бабуля заболела – ей требовался постоянный уход. Размер ренты ограничен законом. Бабуля умерла девять месяцев назад. Мне квартира очень нравилась, и я осталась – однушку в моем районе я себе позволить не могла. Но владелец дома об этом пронюхал и выселяет меня через суд, а еще требует с меня разницу между рыночной рентой, которую платят за такое жилье, и суммой, которую я ежемесячно платила до и после смерти бабушки. Домовладелец упирает на то, что я не имела права там жить, и выставил мне счет на тридцать шесть тысяч четыреста двенадцать долларов.
Адам долго смотрел на меня.
– Тридцать шесть тысяч четыреста двенадцать долларов, значит? – Он потер подбородок. – Говорите, въехали два года назад, а бабушка скончалась тому девять месяцев?
– Ну, где-то так. Может, я прожила там не два года, а чуть поменьше. А что?
– Ваш адвокат говорил вам о праве наследования?
– У меня нет адвоката, им платить надо. Что за право наследования?