Какой простор! Книга вторая: Бытие

22
18
20
22
24
26
28
30

Небо серело. Свет нарождающегося утра, словно мутная вода, растекался по улицам.

С черного хода Назар Гаврилович вошел в дом, из которого стреляли мятежники. Подойдя к окну, откинул белую гардину, не целясь выпустил обойму из обреза.

У крайнего левого окна пуля свалила пулеметчика. Пулемет дернулся и беспомощно замер, но через минуту возле него уже возился отец Пафнутий.

— Был — полковник, помер — покойник. — Поп не спеша вставил новую ленту, взялся за шершавые ручки затыльника и с наслаждением выпустил первую очередь. Его бескозырка свалилась, и по плечам рассыпались рыжевато-золотистые, мягкие, как у женщины, волосы. С моря набежал проворный ветерок и заиграл ими.

Наблюдая за улицей из-за гардины, Федорец видел, как очередь отца Пафнутия остановила перебегающих группами красноармейцев. Они бегом вернулись в каменную подворотню. Три трупа остались лежать на тротуаре. Отец Пафнутий крикнул весело:

— Море переплыли, да в луже утонули!

Не успев расстрелять до конца первую ленту, отец Пафнутий изумленно, по-детски, вскрикнул и грузно повалился на пол, на раскрытые холодные цинки с патронами.

Кусая побледневшие губы, Назар Гаврилович оттащил дружка в сторону. При помощи угрюмого матроса с угреватым лицом он положил отца Пафнутия на шелковый диван, расписанный нежными цветочками. Рана в груди уже успела пропитать кровью матросскую робу с чужого плеча.

— Пить!

Матрос отвинтил крышку фляги, влил в рот раненому несколько глотков пахучего рома.

— Умираю я, — тихо застонал отец Пафнутий, — богом прошу тебя, Назар Гаврилович…

— Ну что, что ты просишь? — Федорец наклонился над ним, боясь не расслышать предсмертной просьбы умирающего, его завещания детям, жене, любовнице.

— Доверь мне… — отец Пафнутий собрался с последними силами. — Кто стрелял тогда в Куприеве… в учительницу…

Столь неожиданный вопрос удивил старика, давно разучившегося удивляться.

— Степка стрелял, зятек мой, помнишь его? Он у красных зараз в великих начальниках ходит. Ну, порешил тряхнуть старинкой, прикатил на тройке до тестя, а сам знаешь, что вышло.

— Спасибо… Назар… Гаврилович… теперь и помирать можно. Есть, значит, еще люди нашего племени. — И отец Пафнутий тихо запел: — Со святыми упокой!

В комнату ворвался резкий холодный ветер: за их спинами открылась дверь.

— Сдавайтесь! Руки вверх! — сердито приказали с порога.

Федорец обернулся на властный крик и, помертвев, сразу узнал механика Иванова. Красноармейцы, вбежавшие вместе с механиком, наставили на Федорца черные зрачки винтовочных дул.

— Вот и довелось снова нам свидеться, — устало промолвил Александр Иванович.