Какой простор! Книга вторая: Бытие

22
18
20
22
24
26
28
30

— Жестокое время, — согласился со своими мыслями Лука, припоминая свою встречу с Пятисотским на Турецком валу. Слова девушки вызвали в памяти отвратительную сцену расстрела Гладилина у бронепоезда и то, как он прикрыл его своим телом и не дал убить провинившегося человека. Лука поравнялся с целующейся парой, озорно крикнул:

— Бог в помощь!

Девушка и парень отпрянули друг от друга.

— Постой, постой, да это никак механиков Лукашка, узнаю его по голосу! — раздалось басистое восклицание, и на тропинку выбежал Кузинча. — Так и есть, он самый, Лука Александрович! Каким ветром тебя занесло на погост, откуда ты взялся?

Лука любил этого неуклюжего, простоватого паренька, о котором ему совсем недавно рассказывали: будучи в отряде паровозников, Кузинча с оружием в руках выгонял из города махновскую банду.

Они по-братски расцеловались.

Девушка, что была с Кузинчой, оказалась Галькой Шульгой — дочкой сторожа с утилизационного завода. Она крепко, по-мужски пожала ему руку своими грубыми рабочими пальцами. Она немного стыдилась, что посторонние видели, как она целовалась с мальчишкой: ведь он на три года ее моложе.

Пошли все вместе. Галька держалась позади, играя с Гектором.

— Как живешь теперь? — спросил Лука приятеля.

— Плохо. Служу приказчиком в отцовской лавке. Помнишь Обмылка? Так он объявился моим папашкой. Да ты, наверное, уже знаешь, слыхал.

— Ну, работа приказчика не по тебе. Ты птица вольного полета, я тебя знаю.

— Совершенно верно. Я вот у брата Шурки книгу купил про одного француза, Талейраном зовется. Прочитал с превеликим удовольствием, и захотелось мне самому сделаться советским дипломатом.

— Для этого надо много учиться, Кузинча.

— Я и учусь. Каждый вечер занимаюсь с Обмылком, а он человек разумный, хоть и лавочник.

Кузинча с Галькой проводили Луку и Шурочку до ворот Городского двора. Несколько минут постояли на улице, не решаясь расстаться. Наконец Кузинча, не выпуская Лукашкиной руки, решительно заявил:

— Спать ко мне!

Лука подумал, что ему неудобно будет ночевать у Аксеновых, и согласился. Ему вдруг захотелось повидать Обмылка, Ванду, Шульгу, пошататься завтра по двору собачьего завода — вспомнить свое детство и людей, окружавших его тогда.

Шурочка не стала его удерживать. Лука, пообещав прийти завтра, отправился с Кузинчой и его подругой вверх по Золотому шляху, по которому ему так часто приходилось ходить в детстве.

VI

Промучившись несколько вечеров над грифельной доской, Ваня в конце концов сочинил очерк о катакомбах. Он переписал его начисто на бумагу.