— Идите за мной, я тут все эти кренделя-закоулки знаю как свои пять пальцев. — Говоря это, Чернавка пошла впереди.
Сразу же они наткнулись на группу хилых детей, при свете зажженной свечи игравших пустыми бутылками из-под водки; бутылки были единственными их игрушками.
Марьяжный зажег электрический фонарик, осветивший бледным светом сырые стены подземелья. Теплые и влажные катакомбы напомнили ему шахту. Давным-давно, еще будучи мальчонкой, поступил он коногоном в угольные копи заводчика Мордина в Донецком бассейне. Казалось, сто лет прошло с тех пор, а вот навсегда остался в памяти теплый запах гнилой сырости.
Катакомбы будто вымерли — ни души не попадалось навстречу. Пройдя около километра, они уловили отдаленный глухой рокот; по мере того как они шли, гул становился все громче и превратился в сплошной крик массы людей.
Чернавка все замедляла шаги. Наконец испуганно сказала:
— Может, вернемся? Как бы не забили нас тут насмерть.
— Да ведь ты сама уверяла меня, что в подземельях существует неписаный закон, запрещающий убийства, — напомнил Ваня.
— Уж больно там шумят. — Чернавка прислушалась.
— Если страшно, возвращайся обратно, мы теперь и сами дойдем. Идти-то, по всему видно, недалеко, — предложил Марьяжный.
— Ладно уж, чему быть, того не миновать, пошли, — решилась Чернавка.
Навстречу им бежал всклокоченный мужчина, с ходу крикнул:
— Хотите жить, возвертайтесь на волю!
Но Марьяжный, не обратив на него внимания, продолжал идти дальше. Ваня с Чернавкой едва поспевали за ним. Становилось все светлей и светлей, впереди что-то горело. Уже можно было в общем гуле толпы расслышать отдельные выкрики: кто-то угрожал, кто-то оправдывался, просил.
За поворотом, освещенное карбидными лампами, открылось знакомое Ване церковное помещение. В глаза бросился человек, повешенный на железном проржавленном брусе, связывающем две стены. Страшный этот человек заслонил собой все. Ваня увидел стриженный «под польку» затылок, перехваченный натянутой веревкой, узкие перекошенные плечи. Повешенный медленно-медленно вращался по часовой стрелке; казалось, прошла целая вечность, пока он повернулся, и Ваня разглядел искаженное предсмертной мукой лицо, оскаленный рот.
— Полундра! — вскрикнула Чернавка и, прислонившись к Ване, ногтями впилась ему в ладонь.
На брусе болталось еще несколько петель, а под ними с бледными как мел лицами стояли Герцог и еще три парня со скрученными за спинами руками.
Люди в солдатских шинелях, возившиеся с веревками, собирались вздернуть их рядом с атаманом. Вокруг бушевала возбужденная толпа.
— Так им, подлецам, и надо!
— Головами их вниз!..
— Пусти, я ему двину, он у меня половину пайка отбирал!
ebooksa