— Езжай, только не засиживайся до поздних петухов, — разрешила Христя, снимая с шеи снизку мониста. — Да не вздумай там за Наталкой волочиться.
— Тато, дали бы вы мне на разживу червонец, — униженно попросил Илько.
Назар Гаврилович вынул из жилетного кармана сложенную в восемь раз радужную кредитку, обрадованно подал сыну. Он знал: в карты у Семипудов играли до восхода солнца.
Сославшись на головную боль, Назар Гаврилович рано ушел в сенцы, лег в постель. Переворачиваясь с боку на бок, мучительно ждал, пока всех в доме сморит первый сон.
Он слышал, как Одарка с раздражающей медлительностью мыла посуду, затем вынесла помои; как раздевалась и долго молилась перед иконами жена. Управясь по хозяйству, Одарка скрылась в Христиной каморке, долго натиралась там огуречным соком.
Вскоре из полуприкрытой двери донеслось знакомое до тончайших переливов, мерное похрапывание опостылевшей жены. Назар Гаврилович подложил под голову жилистые руки и лежал с раскрытыми глазами, прислушивался к изменившимся, словно кожухом накрытым, звукам своего дома. Ждал полуночи, когда можно будет прокрасться к невестке, по-прежнему кочевавшей на сеновале.
Он уже собирался встать, когда почуял в хате тихие шаги, легкое движение воздуха, потревоженного женским платьем, и увидел Одарку. Она появилась бесшумно. Задержав дыхание, постояла с минуту у изголовья его постели, словно охотничья собака на стойке.
— Тато, вы спите? — шепотом спросила дочка и, не дождавшись ответа, выскользнула на крыльцо, прикрыла за собой дверь.
«К кому же это недотрога моя поскакала?» — беззлобно подумал Федорец.
Выждав еще минут десять, он в одном белье, вдев ноги в сапоги и на всякий случай сунув за голенище сапожный нож, вышел на крыльцо, мокрое от росы.
На дворе было темно хоть глаз выколи. Словно остывающий жар в печи, дотлевали далекие звезды. Старик постоял немного, прислушиваясь к песне, разгоравшейся на противоположном конце хутора, и воровато знакомой дорожкой, протоптанной в шпорыше, прорысил к сеновалу.
Не доходя до сарая, он уловил запах легкого табака. Успокаивая себя, подумал, что это ему чудится. Кто бы стал курить у него во дворе папиросы, да еще дорогие? К Назару Гавриловичу бросился пес, он ласково потрепал его по густой шерсти и пошел к полуоткрытой двери.
Предчувствие близкой опасности задержало его на мгновение. Но тут же его раздутые ноздри уловили дух свежего сена, теплый, раздражающий запах Христиного тела. Наверняка она ждет не дождется его. Сколько ночей они не встречались!
Старик толкнул застонавшую на петлях дверь, решительно шагнул в густую темноту.
За дверью стоял Илько.
Старик скорее угадал, чем увидел его.
— Мало вы мне, папаша, отступного всучили, всего один червонец, быстро я проигрался и вот вернулся к своей жене. А тут и вы в одних подштанниках…
— Илюшечка, богом прошу, не надо, — запричитала откуда-то невидимая Христя.
— Цыть! — сурово буркнул муж.
Назар Гаврилович шарахнулся назад, разодрал подштанники о какой-то гвоздь, ужаливший его в ногу, и успел выскочить во двор. После удушливой темноты сарая под звездным небом было как будто светлей. Старик разглядел в руках кинувшегося за ним сына остро блеснувшие вилы.
ebooksa