— Очень просто! — ответил Ваня. — Произошло недоразумение: поэт Северов ждал какого-то Ивана Ивановича, а явился Ваня — тоже Иван Иванович.
— Что вам надо? — раздражаясь, спросил Северов, и по намыленному лицу его нельзя было разобрать, узнал он Ваню или нет.
— Я принес вам свои стихи… почитать.
— К Маяковскому. Дуйте к Маяковскому, это он возится со всеми встречными и поперечными, читает всякую белиберду.
В соседней комнате зазвонил телефон. Жена позвала поэта:
— Николенька, Сережа Есенин спрашивает тебя.
— Скажи, что меня нет дома… Ушел, мол, в Сандуновскую баню.
Опомнился Ваня только на площадке. Задорно захохотав, вприпрыжку, как мальчик, он спустился по крутой лестнице.
Ему не терпелось записать в дневник события текущего дня. И не забыть, что в цветущих липах у Третьяковской галереи жужжали пчелы, видимо, залетевшие в город из деревень. Северов изрядно насмешил его. Такой родной матери копейки не даст взаймы. А разве сквалыга может быть настоящим поэтом?
В просторном фойе за круглым столиком, накрытым бархатной скатертью с бахромой, тесно прижавшись друг к другу, сидели Гасинский и Люся, перед ними стояла початая бутылка лимонада. Аксенов настолько убедил себя, что друзья его на Воробьевых горах, что, увидев их, даже попятился.
— А, Ваня! — обрадовался Гасинский.
— О чем это вы здесь толкуете?
— Да вот Юрий Александрович рассказывает о своей службе в Конармии. Только что поделился интересным анекдотом: Семен Михайлович Буденный, связавшись по телефону с каким-то генералом, приказал послать на станцию Суковкино белогвардейский бронепоезд. Бронепоезд, конечно, не замедлил прибыть, и щеголь-поручик, приняв Буденного за Мамонтова, отрапортовал ему: «Господин генерал, бронепоезд «Слава офицерам» прибыл в ваше распоряжение». Здо́рово, а? Вот она, романтика революции! — Девушка подняла стакан с лимонадом, посмотрела его на свет и выпила с наслаждением, как вино.
— До революции продавалась шипучка братьев Лагидзе. Выпьешь стакан — целый день шибает в нос, — вспомнил Гасинский и посмотрел на часы. — Пора, Вань, собираться.
Вечером они отправились на вокзал. Гасинский подарил Люсе свою карточку для бесплатного проезда в трамваях.
Около часа стояли в длиннющей очереди. Люся разглагольствовала:
— Если раньше искусство Дункан было связано с нарядными хороводами античных танцев, то теперь, после ее приезда в Россию, оно исходит из ритма трудовых движений. То, что артистка берет у рабочих: их радостное чувство, возникающее из ритма труда, — она возвращает им в танце.
— Для вас Дункан — это уже не имя, это программа, — смеясь говорил Ваня, заглядывая в карие глаза девушки.
С большим трудом приобрели билеты, и Ваня с директором фабзавуча уехали в Петроград, как последнюю память о Москве сохранив образ хорошенькой девушки, прощально взмахивающей носовым платком на перроне.
XIX
ebooksa