Какой простор! Книга вторая: Бытие

22
18
20
22
24
26
28
30

— Линия жизни тянется далеко и уходит за пределы ладони, — говорил он надтреснутым, каким-то замогильным голосом. — Она показывает, что ты будешь жить долго, не меньше девяноста лет, и многое увидишь на своем веку.

Девяносто лет жизни! Значит, все дурные предчувствия не имеют никакой цены. Слушая это, Федорец почувствовал, что сердце быстрее погнало кровь по жилам. Надтреснутый голос между тем продолжал говорить:

— Дело, которое вас интересует, удастся сполна, оно пойдет вам на пользу и высоко поднимет вас. Все расчеты ваши оправдаются. Счастье повернется к вам лицом.

— Правду ли говоришь? — не выдержал старик.

— Чистейшую правду. Еще не было случая, чтобы предсказания Кигезми не сбылись.

— Если ты провидец, то назови мое имя, и я тогда во всем поверю тебе!

— У тебя мозолистая ладонь, линии теряются на ней, и ни один хиромант не сумеет прочесть по ним твое имя… Но я кое-что вижу: причудливо переплетаясь, линии образуют тройной вензель — три магические буквы, инициалы твоего имени, отчества, фамилии… Я различаю божественную литеру, ею начинается имя покойного государя императора. С нее, с этой литеры, начинается также и твое имя…

Федорец похолодел.

— А дальше? Говори дальше — по батьку как?

— Вторую литеру запутанного вензеля очень трудно разобрать. Но, клянусь памятью моей матери, это «Г».

— Третья буква… говори третью…

— Третья своими очертаниями напоминает круглый плод, состоящий из двух долей, — с невозмутимым спокойствием продолжал хиромант. — Это буква «Ф».

Испарина покрыла лоб Федорца. Все темное, суеверное поднялось со дна его души. Он уже верил, слепо верил каждому слову хироманта. Преодолевая стыд, спросил полушепотом:

— Тогда скажи, кого родит мне Христя — парубка или дивчину? И если родит, то мое это дите или чужое?

Огарок на черепе догорел до конца и, чадя, погас. Сгустившийся сумрак скрыл на лице хироманта выражение насмешливого удивления. Кигезми отдернул тяжелый занавес, ушел в соседнюю комнату и вернулся с новой свечой.

За это время Федорец немного пришел в себя и сказал решительно:

— Теперь, провидец, ответь мне на самый главный вопрос: долго ли мне ходить в хомуте советской власти? И коль скоро я смогу скинуть этот окаянный хомут? Говори правду, хиромант, и я не пожалею грошей.

— Этого невозможно прочесть по линиям твоей руки. Впрочем, я принципиально не отвечаю на политические вопросы. Повернем дело иначе. Хочешь, я скажу, что у тебя на уме? Изволь. Военный коммунизм с его централизацией в распределении товаров, с его хлебной монополией, запретом торговли и продразверсткой привел страну к кризису…

— Ну это я на своем горбу чувствую, сам засеваю земли столько, абы хватило на прокорм семьи.

— Внутренний кризис вызвал недовольство уже не только среди крестьян, но и среди рабочих…