— А зачем тебе? — разволновалась Елизавета Петровна. — Почему ты вообще употребляешь это ублюдочное слово.
Соня повела плечом, пальцем подтолкнула очки к переносью.
— Марья Игнатьевна задала нам сочинение, в котором бы употреблялись новые слова. Ну, те, которые не употреблялись двадцать лет назад.
— Наверное, она имела в виду совсем другие слова, Например, интернет, компьютер, спонсор, луноход… А в слове «сникерс» никаких «т» на конце нет.
Яна надменно хохотала, в этот момент она явно не любила Марию Игнатьевну.
— Мама, при чем здесь луноход? Это словосочетание из твоей жизни. Это литературщина. А мы люди простые и современные. Мы говорим: заиксуй, отксерь, ваучерни! Мы говорим: тусовка, халява — и это круто! Мама, Пушкин жил чисто конкретно, а ты все про гобои и лютни!
— Сонечка, брось ты это сочинение, детка. Пойди телевизор посмотри. Там наверняка какой-нибудь мультик идет. А если нет, то киношку поставь на видик…
Соня удалилась, а Яна смела рукой чашки в сторону, на высвобожденное место положила принесенные матерью фотографии и сказала:
— Вообще мне все это очень не нравится. Я действительно не понимаю, зачем этому уроду понадобился наш русский вечер.
— Какому уроду? Извини, Яночка, но я иногда за тобой не поспеваю.
— Уроду, который в Риме передал тетке Веронике конверт.
— Судя по описанию, он был никакой не урод, а вполне полноценный человек.
— Жалко, что ты не видела этого полноценного человека.
— А чем бы это помогло?
— Кто знает… — голос Яны звучал так таинственно и интригующе, что Елизавета Петровна решила было, что ларчик с тайнами сейчас и откроется, но дочь не приоткрыла завесы. — Ты уверена, что вот этот сидящий рядом со мной человек и есть убитый?
— Посмотри сама.
— Действительно, похож. И вообще он присутствует на всех фотографиях.
— На этой, где машина, его нет.
— Да, на этой фотографии другой действующий герой. Сообразить бы, какую информацию несут все эти снимки.
— Ты думаешь — несут?