Содержанка

Алекс говорит по телефону, ходит по комнате. Я сижу на кровати, обнимаю колени и пялюсь в пол. Судьба шлет удар за ударом. Будто проклял кто-то!

Да сколько можно быть сильной! Да, спортсменка, да — железная девочка. Но разве не хватит проверять метал на прочность?

Мама, конечно, скажет, что это знак. Бог уберег от поездки или еще что-то в этом роде. Я смотрю на загорелую спину Алекса, покрасневшие из-за вчерашнего солнца плечи. На его по-модному выбритый затылок, на черные чуть волнистые волосы, которые он нервным жестом зачесывает назад… И белугой выть хочется.

Не могу я его отпустить! Ну как же так?!

Это наша поездка, наш конфетно-букетный период. Наши отношения. Равский — мой родной человек. Мы во всем признались друг другу, обо всем поговорили. Он обещал, что мы будем спать в обнимку. Что он завод покажет. Свои любимые места в Сиднее.

Он говорил, что я необходима ему для баланса, чтобы не заработаться и не выгореть.

Мама учила, что одно дело стать содержанкой, а другое — пройти с мужчиной бок о бок трудности. Я понимаю как никогда ясно, что хочу эти трудности! Нравятся они мне, и обязательно будут по плечу. Та жизнь, что будет с Алексом. Он сам. Я хочу именно эти трудности!

Дайте их мне!

Как же я хочу быть с ним, Господи! Трясет аж. Мы столько планов построили: я подтяну язык в Австралии. Там же и поступлю учиться. Потому что завод во всю строится, через год запустится, Алекс будет жить в Австралии на постоянке.

Он заканчивает говорить, подходит ближе, плюхается на пол, тянется к моим ступням, начинает разминать их. Смотрит в глаза.

— Ни хрена не понимаю. Ива, видимо, дело в том интервью, — пожимает плечами. — У австралийцев сейчас мощный курс в сторону экологической безопасности. Ты попала в список нежелательных персон, и когда они оттуда вычеркнут — хер знает.

— Да поняла уже! — дергаюсь. — Поэтому они покупают твои батареи. И не хотят у себя видеть меня, гадину такую, которая рыдала о карьере, а не о розливе нефти!

— Мы подадим еще раз. Возможно, была допущена ошибка в документах, я попрошу своих юристов посмотреть. Но на это мало надежды, я проверял лично. Ошибок не было.

Я набираюсь смелости и произношу вслух:

— Если мне снова откажут? Три отказа подряд и запрет на въезд на пять лет.

Он молчит.

— Ты будешь там, а я здесь. Я умру от ревности, Алекс. — Смотрим другу на друга. — Я уже умираю.

Тонуть в глазах — банальное выражение, которое, наверное, у большинства вызывает смех. У меня тоже вызывало раньше. Я не очень понимала, как и зачем смотреть другому человеку в глаза так долго. Молча. Ведь проще сказать словами.

Я тону в его глазах самым, блин, натуральным образом. Потому что у сидящего у моих ног мужчины внутри, по ощущениям, ураган просто. Мы оба в шоке. Он, кажется, еще в большем, чем я. Наверное, такого с ним еще не было — чтобы любовь взаимная, и преграда — расстояние. Преграда — консульство. Какие-то чужие люди, какие-то закрытые списки. Решения, на которых не в силах повлиять, пусть у тебя куча миллионов!

— Я могу отправить снова Бориса, — говорит он, наконец.