Я промолчала и отвернулась. Не спиной, хотя хотелось, но я не решилась. Только взгляд отвела в окно. Потому что если бы ответила ему, то точно вышло бы достаточно грубо.
– Хэриб… – прошептал он и прикоснулся пальцами к моему подбородку, приподнял его, вынудив посмотреть ему в глаза. – Ответь мне.
– А ты как думаешь? – голос сел от напряжения в горле, потому что я пыталась сдержать бушующие эмоции. – Нельзя похищать людей. Женщина – не вещь, Нафиз. Или мне не позволено так называть тебя теперь? Как нужно: мой господин, повелитель, ваше величество?
Конечно же, он почувствовал сарказм в моём голосе, который сдержать так и не вышло.
– Только в чужом присутствии. Когда мы одни, называй как тебе хочется. Только у нас не называют Величество, а говорят Ваше Высочество, обращаясь к шейху.
Уж спасибо за высочайшее разрешение.
Но я ему, конечно, этого не сказала, и так наговорила лишнего, что могло аукнуться.
– Я хочу домой, Нафиз, – упрямо повторила, положив пальцы на его запястье и отстранив от своего лица.
– Почему? – он свёл брови на переносице, будто действительно совершенно не понимал моё желание.
– Потому что там мой дом. Моя страна. Моя жизнь.
Он снова чуть прищурился на несколько мгновений, глядя на меня, а потом ухватил за запястье и потащил за собой.
– Пошли, – сказал отрывисто, а я едва успела второй рукой ухватить разъезжающиеся полы халата.
Он подвёл меня к высокой двери, нажал на ручку, и мы оказались на небольшом балконе. Не знаю, что за фантастика, но мы вроде бы поднимались на второй этаж по лестнице, когда вчера шли сюда с сопровождающей, а теперь я будто бы была на балконе третьего этажа, если не выше.
– Смотри, – он провёл вокруг себя рукой. – Смотри вокруг, Хэриб, и скажи мне, чем моя страна хуже твоей?
Вид был действительно невероятный. Кристальная гладь озера с невероятно прозрачной голубой водой, ярко – зелёные деревья вокруг, архитектура зданий, приводящая в восторг. А дальше бесконечное море красных раскалённых дюн под слепящим диском солнца.
– Разве эта красота не достойна твоей кисти?
Я резко повернулась и посмотрела на Нафиза. Откуда он узнал, что я рисую? Точнее рисовала. До того, как потеряла ребёнка. Врачи говорили, что на самом деле он и не зародился, организм обманулся и начал строить беременность, но я всё равно ощущала это как потерю. И больше не смогла взять в руки кисти и краски.
Но… об этом моём увлечении даже в редакции не знали. Только мама и Рома. Первая всегда считала лишней тратой времени и денег, а Роме было просто всё равно.
“Мазня какая-то” – однажды сказал он на эмоциональную абстракцию, которую я изобразила после нашего с ним романтического ужина.
Мне было обидно, но я себя убеждала, что он просто из тех, кому искусство в принципе не интересно.