И мы двинулись гуськом вдоль берега. Я, Федор и Хаймович впереди, женщины посередине, замыкающими шли Мишка с Шустрым. Мы глазели во все стороны. В этих местах я не был давненько. Вроде ничего существенно не изменилось, но кое-какие перемены я заметил. Густо поросла травой брусчатка; некогда ровная, она где просела, а где вспучилась, подталкиваемая снизу корнем еще не выросшего дерева. Прибавилось дыр в жестяном заборе, огораживающем высотные дома. Да грязи на дороге тоже прибавилось. Словно само время засыпало город землей, взявшейся неведомо откуда.
Но вот кончились высотки. Потом пятиэтажки. Кончился город, начался пригород с домишками, кое-где вросшими в землю. Грязные кривые улочки запетляли по пьяной слободке. Видать, спьяну строили, да и жили грязно. Горы мусора и шлака, заросшие бурьяном и крапивой.
Огороды, целиком захваченные лопухами. Мы сбились в кучку – места эти издавна облюбовали дикие собаки. Обветшалые дома смотрели на нас мутным взором замызганных окон. Мне почудилось, что смотрит на нас кто-то. Недобро смотрит, но не нападает. Я ощупывал внутренним взором окрестности, но ничего угрожающего не находил. Ну была кое-какая мелочь за обветшалыми заборами и сараюшками. Торки ползали неподалеку своей странной семьей. Собака со щенятами приютилась под соседним домом, вырыв нору под завалинкой. Кошки обживали чердаки, охотясь на приютившихся там голубей. Но ничего опасного и непосредственно нам угрожающего я не ощущал.
Заголосил, заканючил Максимка-младший, и мы остановились на минутку. Тут минуткой не обойтись, определил я, обделался пацан. Выбрали двор слева. Зашли. Калитка не открылась, а отвалилась. Двери скрипнули, и заброшенный дом дохнул пылью и теплом. Вот ведь чудно как получается, не живет никто, а иной дом встречает теплом и уютом. Другой такой же стоит холодный, словно и не жили в нем люди никогда. Хотя тряпья и вещей хватает и в том и в этом.
Мальчишку перепеленали, и Луиза присела на краешек кровати покормить. Мы с Мишкой вышли назад во двор. Он жевал сорванную у дома травинку.
– Моя, похоже, тоже того… – проронил Мишка.
– Это которая-то твоя?
– Ленка, тоже в положении.
– А с Мартой ты все, что ли?
– Зачем все, – замялся Миша, – она вроде тоже.
– А, так ты теперь отец-молодец?
– Ага, – радостно кивнул он. – Только боюсь, они друг другу волосья скоро драть начнут.
– С чего бы это?
– Ну, чей ребенок лучше.
– Детей еще родить надо, а он переживает про волосья, – сказал я, хотя видел, что не переживает Мишка нисколечко – похвастаться ему надо было, только и всего, гордость его распирала. Ну пусть порадуется, нашей семьи прибыло.
Небо начало сеять мелкие капли дождя, я встал под навес. Промокнуть всегда успею.
С того конца огорода, где за забором протекала Мазутка, прибежал Сережка.
– Толстый, Ангел, вы на речку-то гляньте, что делается!
– Чего раскричался? – выглянул из-за двери Косой. – Малой засыпать начал.
– Идите быстрее, посмотрите, что делается! – крикнул Шустрый и умчался к реке.