Да… я тоже в шоке. В шоке от всего от этого. Кто может что-то предлагать — предлагайте. Или — не ездите по нервам, и так хреново.
— То есть, если приезжает парень из другой страны и начинает искать контакты среди деловых, то…
Дядя Миша покачал сокрушенно головой
— То он сует голову в капкан. Одесса — это капкан, мальчики. Капкан…
— И все-же… — Юрец пододвинул фотографию пропавшего ближе к пожилому ювелиру — справки то можно навести. Если человек ни за что попал, зачем его в камере мордовать, согласитесь. Родители заплатят… они богатые.
Ювелир взял фотографию, посмотрел на нее… пьяные слезы текли по щекам… И что-то кололо в носу у меня… мне было бесконечно жаль всех нас… меня самого, Юрца… дядю Мишу… нас всех как будто разбросало взрывом… и мы сейчас, на краю света, в чужой нам стране — пытаемся как-то склеить свою разбитую взрывом жизнь, не понимая, что на чужбине сделать это невозможно. А кто-то, кто остался там — добивает… доедает нашу страну. И остановить его — просто некому…
— Не говори ничего…
— Да я и не собираюсь… — сказал Юрец
Мы сидели в машине, оставленной нами на Ретире — к которой мы и вернулись. Стемнело…
— Знаешь, я знал Салоида… — сказал я. — Не так хорошо, но знал. Пару месяцев работал под его руководством. Это… я не скажу, что это монстр. Что это какой-то, до мозга костей испорченный человек. В сущности — он отличается от нас только тем, что мы уехали, а он остался. Но почему, когда стоит выбор между добром и злом — наше поколение в девяти случаях из десяти выбирает зло? Почему?!
— А мы то сами чем занимаемся?
…
— Мы ведь тоже нарушаем закон, верно? Я знал одного священника, так он мне сказал — не бывает больших и малых грехов, бывает грех и все. Вот мы и есть все… грешные
— Есть же какой-то… предел.
— Не… — Юрец закурил и приоткрыл дверь, чтобы сбрасывать пепел (стекла не опускались, бронированные) — нету. Это мы себя так успокаиваем, что есть какой-то предел и мы здесь, а они — там. Что мы лучше кого-то другого. А это не так. Мы все — порченые.
…
— Нас учили, что человек человеку брат, верно? А мы — слушали это, потом клали на это, воровали понемногу… кто бензин со служебной машины сольет, кто кусман мяса через забор мясокомбината перекинет… было ведь?
…
— Сначала за это наказывали. Потом перестали, потому что наказывать пришлось бы всю страну. А потом — объявили, что это все норм. Что кто успел тот и съел. Просто вышло так, что одни работают, скажем, в торговле, и им до халявы рукой подать, а другие… в больнице… или в милиции… или в армии служат. И что, одни халяву имеют — а другие на одну зарплату обламываться должны? Не… Ну, вот и понеслась душа в рай. И чего сейчас ручки то заламывать, и делать вид, как мы возмущены. Мы и сами такие же. Просто занимаемся этим в другом месте. Вот и вся разница между нами и ими…
Я вдруг вспомнил одну вещь. Я сидел в русскоязычном интернете — просто чтобы не забывать язык и поддерживать хоть какую-то связь с Родиной. И мне там, в блоге попалась статейка, в которой автор с таким неподдельным возмущением (дело перед выборами было) говорит о том, что он так не договаривался, на врачей-рвачей, на учителей, которые ничему не учат, на разбитые дороги, и сейчас он требует — верните мне все взад, и советскую медицину и советское образование… понятно, в общем, да? И мне подумалось, а кто ты такой, перхоть, чтобы с тобой кто-то о чем-то договаривался…