— Сколько?
— Лимон.
— Ты охренел? За одного человека?
— Нормально. Именно за одного — самое то.
— На ходу портянки рвешь.
— Нормально. На него запрос пришел, американцы им интересуются. Я не вру, цену не набиваю. А меня… подза…л что-то наш курятник. Валить пора. Вот эти лавэшки — мне и сгодятся на старость.
Я вздохнул. В конце концов, деньги не мои, и для дона Хосе такая сумма вполне даже и посильна.
— По рукам. Договорились, Валер.
Снова смешок. Неприятный. Вообще, разговор, перемежающийся этими циничными, понимающими смешками, подтверждающими то, что ты не можешь ни на секунду положиться на собеседника и верить его слову — изрядно утомлял и раздражал.
— Сами то — поди, еще больше получите?
— Тебе какая разница?
— Да никакой. Просто… спасибо.
— За что?
— Да так. Я ведь думал, что вы не такое дерьмо как мы. А оказалось — такое же.
— И что? Тебе жить стало легче?
— Ага. Легче. Спать крепче буду. Бывай. Деньги готовь.
— И тебе не кашлять…
Офицер украинской криминальной полиции Валерий Вознюк аккуратно положил телефон на место и пошел к ЛандКруизеру, стоящему как его две годовые зарплаты. А я — лежал на грязной, болотистой земле, которая была наполнена мутной болотной водой как отравленным соком, и думал — а что же дальше? К чему мы пришли, когда ищем не моральный авторитет, чтобы на него равняться, а моральное падение, как свидетельство того, что ты не более виновен, чем все остальные?
И долго ли мы сможем в этом месте оставаться? Это — крайняя, экстремальная точка? И куда, в какие головокружительно кровавые высоты — из нее качнется маятник нашего бытия?
Непризнанное государство Приднестровье. Пограничная зона. 17 июля 2017 года