— Ну что? — нетерпеливо выкрикнул Ружин.
— «Голос Америки», — жалобно ответил Горохов.
— Что? — озлобился Ружин
— Вместо базы она принимает «Голос Америки», рассказывает о демонстрации отказников в Москве… — Горохов нервно хихикнул.
Ружин ударил кулаком по асфальту и притворно заплакал, постанывая.
— Завтра, рано-рано утром, — сказал он, — напишу рапорт. Министру Он будет слезный и горестный, он будет правдивый и поэтому нелицеприятный, он вызовет раздражение и злобу, но я все равно напишу.
— Правильно, — отозвался Горохов. — Наддай жару. Никто работать не хочет.
— И про тебя напишу, — заявил Ружин. — Я многое знаю. А потом переведусь в участковые, в дальний район, там море, добрые люди, виноград, курочки-хохлаточки…
— Про меня не надо, шеф, — попросил Горохов. — Я еще молодой… Перспективный…
. — Курочки-хохлаточки.. — мечтательно проговорил Ружин.
— А он не рванет с той стороны? — встревожился Горохов.
— Там обрыв, — печально пояснил Ружин. — Пусть рванет, и рвет себе, и рвет…
Ружин услышал топот, подтянулся на руках, выглянул из-за колеса — вдоль ряда машин бежал Лахов, в руке он держал пистолет.
— Ложись! — гаркнул Ружин, и в то же мгновение грохнул выстрел. Лахов рухнул с кряканьем, неуклюже, гулко ударился о бампер «Волги», завыл — значит, живой. Он сделал движение — и опять выстрел, Лахов застыл, почти умер.
— Где Колесов?! — рявкнул Ружин.
— В машине, — Лахов перевел дыхание, сплюнул. — Куда он денется?
— С кем я работаю… — простонал Ружин.
— Не стреляй, не стреляй! — закричал кто-то с той стороны, откуда появился Лахов Голос звучал тонко, чрезвычайно напряженно и оттого, казалось, сдавленно. — Они не сделают тебе ничего плохого! Только поговорят… Не стреляй!
Но Петруччо все-таки выстрелил. Колесов закрутился волчком на месте, упал ломанно, по частям, медленно, как в рапиде, покатился по пыльному асфальту…
Какое-то время Ружин наблюдал за ним без выражения, как за курочками-хохлаточками, снующими в загоне, потом привстал, бросил Горохову отрывисто, зло:
ebooksa