— Что еще надумал? — возмутился Никифор.
— Ты не ершись. Поживем, посмотрим. Я уже с ней говорил. Согласная идти в наш дом.
Сиротка Мария была тихая, скромная девушка. Данила пожалел ее как дальнюю родственницу своего крестного отца и кстати приметил как невесту для сына и будущую сноху. К радости Данилы, Мария Никифору понравилась. Молодые люди быстро подружились, в субботу и в воскресенье Никифор и Мария ходили в клуб, бывали на вечеринках, а вернувшись домой, рассказывали Даниле, каких людей встречали, какие разговоры слышали. Постепенно они оба стали время от времени склонять Данилу в колхоз. Отец упрямился, и жизнь в доме стала невыносима.
Как-то узнал Никифор, что многие его сверстники завербовались строить какой-то большой завод.
— Поедем с нами! — звали они Никифора. — Не одна доля теперь у деревенского парня. Кто хочет, пусть крестьянствует, а кому и в город не заказано, в рабочие пойдем.
И Никифор отважился уехать в город. Марию уговорил не сразу: жалко ей было оставлять старика, да и на новое место невесть куда ехать боязно. Решили, что пусть сначала Никифор осмотрится, обживется, а там видно будет.
Весной Мария появилась на стройке, разыскала Никифора.
— Не пропадем, — сказал ей Никифор. — Поженимся, получим место в общежитии, будем жить и работать. Согласна, Мария?
С тех пор прошло немало лет, и вот Никифора пригласили в завком, и сам товарищ Квасков торжественно объявил:
— Мы тут посоветовались, Никифор Данилович, и решили отпраздновать твой юбилей всем заводом в новом Доме культуры.
— Это зачем же в Доме культуры? — возразил Никифор Данилович. — Конечно, весьма благодарен и тронут, однако не согласен, потому как я не народный артист и сидеть мне на сцене перед публикой никак не привычно. А если кто хочет уважение мне оказать, милости прошу в мой дом. Всем найдется и место, и выпивка, и закуска.
Так и не уломали Шкуратова, не завлекли в Дом культуры. Старик твердо решил отмечать юбилей в своем доме, в семье, среди друзей и товарищей.
Наступил торжественный день.
К вечеру в доме Шкуратовых собралось множество народу, человек сто. Все хлопала калитка, ни на минуту не закрывалась дверь высокого дома, где ярко горел свет, звенели песни.
За тесно сдвинутыми столами, щедро уставленными разнообразной снедью, собрались многочисленные родственники и друзья Никифора Даниловича, его заводские соратники, товарищи по работе, старые и молодые, сверстники и ученики.
Звенели стаканы и рюмки, гостям наливали вино, подавали закуски. Опоздавшим ставили табуретки, тумбочки, стулья, усаживали теснее. Все двери были сняты с петель, столы тянулись сплошным застольем из комнаты в комнату.
Произносились поздравительные речи, преподносились подарки — и от завкома, и от цехкома, и от дирекции, и личные дары от родственников, от друзей, от сослуживцев.
— Считай, это от всех нас, как говорится, в знак любви и уважения к тебе, Никифор Данилович, и к твоей супруге Марии Емельяновне, — кричал Квасков, обращаясь к юбиляру и его жене. — Ты всегда был примером для нас. От всей души желаем тебе большого счастья и богатырского здоровья, дорогой наш именинник.
Никифор Данилович заерзал на стуле, поднялся, ворчливо сказал: