— Мужские дела, надо же… — бурчит одна.
— Прекрати избивать наших детей! — Самая могутная бабка старательно нагнетает уверенность в зычный голос.
— Уважаемая! Я не могу этого сделать. Они сами этого хотят, и всё время выпрашивают, — делаю невинное лицо пай-мальчика. Как я, такой славный и хороший, могу отказать в такой малости?
— Что за херню ты несёшь?! — Вопрошает могутная. — Как это можно выпрашивать?
— Следи за языком, — бурчит Басима.
— Очень просто, уважаемая, — охотно поясняю. — Они ни разу нас не просили, чтобы мы прекратили, ни разу не говорили, что им не нравится.
Пожимаю плечами, что тут поделаешь? Ну, нравится им быть битыми, а нам не жалко. Толпа озадаченно притихается, перешушукивается.
— По-разному ведь бывает, — продолжаю я. — Бывает и нам достаётся. Мне парни рассказывали, что в школе их много раз ваши били. Чо такого? Дело житейское.
— Врут, — негромко, но твердокаменно выдаёт какая-то упрямица. Только женщины могут так презрительно относиться к реальным фактам. Не все, но много таких.
— Почему же врут, уважаемая? Я вот верю. Ваших же в три раза больше. Ничего сложного нет, чтобы втроём-вчетвером одному накостылять. Вы же верите, что сейчас мы избиваем ваших, когда нас в три раза меньше? Тогда, может, это ваши врут, что мы их избиваем?
Бабы в логике не сильны, она их с ног сбивает. Мне их ультиматум никак выполнять нельзя. Ни в коем случае нельзя прекращать террор по требованию взрослых. Тем более, чужих взрослых. Если пойдём на поводу врага, проиграем. Это всё равно, что разгромить агрессора, оторвать от него территорию, а затем удовлетворить все его претензии. Шалите, бабушки! Не будет такого. Вы ещё репараций с нас, победителей, потребуйте. Потому здесь и нет ни одного мужчины, что любой из них понимает абсурдность подобных притязаний. Или просто не лезут в детские дела. Проявляют мудрость.
Когда озадаченные бабки потихоньку ретируются, догоняю их своим предложением:
— Если ваши хотят капитулировать, пусть приходят к оврагу в одиннадцать утра. Завтра.
Только так. Мира должны просить те, кто проигрывает. Именно те, кто проигрывает, и именно просить. А мы посмотрим, соглашаться или нет. По настроению.
На ужин щи были. Жидковато, но в таких случаях я сметаной догоняюсь. Этого добра у Басимы завались. Когда густеет, можно на хлеб, как масло, намазывать.
— Ешь больше, — ворчливо замечает Басима, — худой, как щепка.
На следующий к оврагу приходит десяток хмурых центровых и выслушивают наши условия.
— На нашу территорию заходить нельзя. Только по особым случаям с взрослыми. Девочкам и малышне — можно. Старшеклассники с седьмого класса — тоже вне игры. Мы ходим везде, где захотим. Один косой взгляд в нашу сторону — ждите карательную экспедицию. Биты будут все, кто рядом стоял. Всё понятно?
Мои злорадно ухмыляются, центровые хмуро и невнятно что-то бурчат и уходят. Теперь можно и остальными делами заняться. Их у нас много.
Сцена 5. Дело первое