Atem. Том 1

— Ну всё! Мы в заднице! Пойдём! — проорал ворвавшийся в кабинет напарник Майера и стал подгонять того за собой. И они побежали вниз по лестнице так, словно здание охватил огонь.

А я-то думал, это только моя жизнь пошла под откос. У лейбла назревал ещё один скандал. На этот раз причина была серьёзней, так как имела вещественные доказательства прямого нарушения новых условий выпуска аудио-компакт дисков. Война рекорд лейблов и интернет-пиратов никогда не закончится. DRM (Digital Right Management), технические средства защиты авторских прав, изначально должны были служить печатной букве закона, а в итоге они сами обернулись против себя, нарушив Гражданский Кодекс и права своих пользователей. Пару лет назад Sony BMG решила использовать более жёсткую технологию DRM, чтобы защитить свои аудио-CD от копирования данных диска при его воспроизведении на компьютере. На диск была записана специальная программа, которая делала возможным «считку» аудиоматериала и создание трёх резервных копий альбома. Но вдобавок к этому, на компьютер автоматически, то есть без согласия пользователя, устанавливалось программное обеспечение содержащие в себе руткит, предотвращающий перехват аудиопотока во время его прослушивания. Rootkit представлял собой набор различных утилит, обеспечивающих сбор данных, управление и маскировку объектов. Или, проще говоря, данное ПО позволяло Sony взломать систему пользователя, делая её уязвимой ко всякому роду хакерских атак. А это прямое нарушение гражданских прав. Значит, удар и убытки нести звукозаписывающим компаниям и нам, музыкантам. Клиент, его интересы и «демократические» права всегда будут стоять выше. Таким образом, после нескольких коллективных судебных исков, в начале этого года выплатив финансовые компенсации «пострадавшим», Sony была вынуждена отозвать миллионы компакт-дисков с руткитом. (К слову, внедрив там ещё какие-то патчи по улучшению воспроизведения, разработчики кодеков, ненамеренно нарушили и авторские права рекорд-компаний. О чём я узнал позже.) И как выяснилось часа четыре назад, магазин при GUN Records, очевидно, плохо расслышал последние известия. Майер, его напарник и ещё какие-то люди без конца орали, выясняя, чья это вина, что магазин до сих пор торгует старой партией дисков. И я, прихватив ключи от квартиры Ксавьера, отправился в тишину, потому как вены на висках вновь противно запульсировали.

Средства защиты авторских прав — это всего лишь вишенка на экономико-правовом торте музыкального бизнеса. Я предпочитаю держаться подальше от этой кухни, дабы не лишиться вдохновения, которое в моём состоянии депрессии, как раз таки только должно было начать набирать обороты; но ничего подобного не происходило: я был опустошён. Ни спать, ни есть не хотелось. Я бы даже разрыдался от полного бессилия и непонимания происходящего, но, кажется, уже наступило обезвоживание. И я слонялся от окна к окну, ждал Ксавьера хоть с какими-нибудь новостями об Эли. Он вернулся около семи, злой как чёрт. Без устали бубня себе под нос «меня окружают одни идиоты», он подчеркнул, что одним из этих «идиотов» являюсь и я. Сказал, что заскочил проверить «жив ли я», и что ему нужно отъехать «по делам». Впрочем, я ещё из окна увидел какое именно «дело» ожидало его в его же машине на переднем сиденье, поправляя завитые локоны и сверкая коленками обтянутыми кружевными колготками.

7

В котором часу он вчера вернулся домой, я не знал, потому что вырубился до того. Сейчас было восемь. Яркий рассвет противно слепил из окна. Ксавьер приставучи будил, строя из себя строгую мамашу, что-то там разгневано причитая и стаскивая одеяло. Прямо как в школьные годы. Какая к чёрту презентация клипа, если я даже с постели встать не в состоянии?! Однако назойливости Майера позавидует самый писклявый комар. Уверен, он и мертвеца из могилы запросто смог бы поднять, если тому нужно было бы явиться на какую-нибудь важную встречу.

И вот мы сидим в самолёте, направляясь в Мюнхен. Небо ясное. Я вспоминаю свои недавние ощущения во время последнего полёта. Снова подступает тошнота. Что же она со мной сделала?

Встретив в зале ожидания аэропорта Тома, Рене и Лео, прилетевших ещё полчаса назад, мы направились на телевидение, где должны были сыграть песню в прямом эфире, «сыграть» под фонограмму. Я бы порассуждал об этом, но уже одна мысль о том, как на самом деле устроен сей бизнес, вызывает непреодолимое желание блевать музыкальными гаммами. Я начинаю ненавидеть Мюнхен за его вечно погожее настроение. Ещё Ксавьер предательски молчит, то ли не разузнав ничего, то ли не желая делиться информацией, опасаясь моих «неразумных» поступков. Я сам себя уже не узнаю, оттого и боюсь.

Всё вокруг меня двигалось куда-то вперёд: ведущие что-то спрашивали, я отвечал, парни смеялись. Все притворялись. Мне смертельно хотелось остаться в одиночестве. Но даже после окончания «презентации» меня всё донимали с пытливыми расспросами, на этот раз Том, Лео, Рене и, какого-то лешего, Ксавьер, будто бы он и не в курсе был. Вели они себя так, словно я был мальчишкой обоссавшимся на публике. Их излишнее чувство такта, осторожность в формулировках и постановках вопросов лишь напоминали об Эли, уже доводя до белого каления.

— Разве ты не с нами? — спросил меня Рене, когда объявили о начале посадки на рейс до Дортмунда, и Ксавьер потащил меня к нужным воротам.

Сейчас я был до верхов переполнен холодным безразличием. Запихни они меня в самолёт, набитый бомбами, мне было бы всё равно.

— Никаких новостей? — не выдержал я, наблюдая за Ксавьером, который проигнорировав просьбу стюардессы пристегнуть ремни, быстро набирал кому-то сообщение. Он кинул короткий взгляд на чёрный иллюминатор, сквозь который виднелись огни аэропорта, а потом, протяжно просипев, посмотрел на меня.

— Давай ты ограничишься звонком? Мы же хотели махнуть на Рождество в Австрию.

Значит, он всё-таки достал адрес лаборатории матери Эли. Мысли я хотя бы чуть более здраво ещё неделю назад, сам догадался бы обратиться в какое-нибудь детективное агентство. Вытащив из кармана пиджака маленький листок, Ксавьер протянул его мне.

«Laboratoires Médicaux GMH Inc, 666 Rue Sherbrooke Ouest, Montréal, [phone]».

— От номера дома так и веет канадской приветливостью, — сказал я, вчитываясь в адрес.

— Не гарантирую, что это именно то, что ты искал. Но сотрудница с фамилией «Лефевр» и возрастом, подходящим под тот, чтобы иметь взрослую дочь работает там.

— Ты не звонил? — покосился я на него.

— Я?! — изумлённо вскрикнул он. Да, я и впрямь чушь сморозил.

— Какая у нас разница во времени? Я позвоню сейчас? Который там час? — вдруг охватила меня странная судорога, тряслись и мысли и руки, и, кажется, сам самолёт.

— С Нью-Йорком шесть часов. Монреаль ведь над ним, верно? Или там Марсель?