— Пал Ильич! С учётом наших прежних отношений пойду вам навстречу единственный раз. Он же и последний.
— Да-да! Что надо сделать?
«Ласточка» не слишком плавно опустилась на пол, освобождая столешницу.
— Пишите: ректору Белорусского государственного университета… Кто у нас там?
— Белому Владимиру Алексеевичу…
Комендант старательно выводил буквы, словно от этого зависела его жизнь.
— Сообщаю, что за грубое нарушение общественного порядка, правил пожарной безопасности и санитарии из общежития № 4 выселен…
— Не имею права!
— Хорошо. «Санитарии» дописал? Дальше: изъят пропуск у студента Хуйинь Хыу Ха. Прошу рассмотреть вопрос о его выселении из общежития и отчислении из БГУ.
— Буду жальявотса! — просипела «ласточка» и заткнулась, получив пинок в бок.
— Штемпель общежития и подпись… Спасибо!
Вернулся Гриня в сопровождении двух третьекурсников. Вся комната была в сборе.
— Пацаны! Стучать — благородное дело, если ради благородной цели. Как говорится, дятел — полезная птица. Пишем заявления ректору.
Он продиктовал. К докладной коменданта приложилось четыре листка показаний очевидцев. За две неполных рабочих недели Егор уже усвоил, как работает советская бюрократия. Лишь только бумага попадёт в канцелярию БГУ и получит входящий номер, заработают шестерёнки огромного механизма. Любому чиновнику, включая ректора, в подобной ситуации проще выгнать студента, пусть даже из самой что ни на есть братской страны, чем потом объясняться и что-то доказывать.
Гриня вызвался лично отнести бумажную бомбу в главный корпус.
— Этого — развяжите, — попросил Павел Ильич.
— Вы уж как-нибудь сами, — вежливо улыбнулся Егор.
Из-за разборок с вонючкой он опаздывал на утреннюю пятиминутку. Но и оставить без внимания — никак. Студенты рассказывали, что на Октябрьской, где целый корпус общежития отдан иностранцам из «братских» народов, вообще хреново. Поляки, венгры и ГДРовские немцы там единичны, основная масса прибывает из малоразвитых народов третьего мира, куда СССР стремится принести свет социализма. Особенно наглели чернокожие. В мире капитала они — презираемые ниггеры, здесь же — голубая кровь и белая кость на фоне аборигенов. Вьетнамцы ещё даже ничего на фоне африканцев, но правильнее не давать спуску.
Вот только с каждым не поступишь, как с Хуйинем. Не поставишь на конвейер. Из блеяния коменданта проистекало, что азиатское счастье подвалило до марта. Из нескольких комнат белорусских старшекурсников, уехавших на практику, заставили убрать вещи. В общежитии на Октябрьской начат ремонт, жёлтых и чёрных распихивают куда могут, почему-то не дождавшись летних каникул.
То есть жареная селёдка и прочие радости соседства с вьетнамской молодёжью будут повторяться.