— Не, ну с. а же. При Сталине таких расстреливали.
— При Сталине расстреляли бы нас.
Слон посмотрел на меня
— Это за что?
— За то. Сколько у тебя денег?
…
— Коттедж в Подмосковье, квартира, тачка. Детей устроил?
— Это ты к чему?
— К тому. Я примерно прикинул. У меня… ну миллионов семь есть. Это грина конечно. Тот офис у меня в собственности.
…
— А у него нет ничего. И возможности заработать у него — не было. У него была баранка посольского микроавтобуса. И у дочери — ипотека, которую ей самой не выплатить.
— Постой… ты его оправдываешь что ли?
— Не-а. Просто говорю, что не нам его судить. Не тебе и не мне. Права не имеем. Он как тот чеховский злоумышленник. С…дил болт на железной дороге. И только чудом поезд не грохнулся под откос. Его нельзя судить открытым судом. Знаешь, почему? Потому что семьдесят процентов населения России — живут так же как он. От одной возможности урвать — до другой. Пятьдесят штук на ипотеку. Все это — такая, б…, сермяга, что мне просто тошно. Если бы его судили судом присяжных, то скорее всего мы бы имели оправдательный приговор.
Слон покачал головой
— Крыша у тебя едет. Перетрудился.
— Не. У меня крыша не едет, просто я трезво смотрю на вещи. Здесь тоже неравенство. До хрена неравенства, всякого. Но здесь они считают это нормальным. Они не знают, что может быть и по-другому. А у нас — знают. Если кто-то надеется что забудут — не, не забудут. Здесь знают, что мир несправедлив. А в России знают, что можно попробовать эту справедливость установить. Силой. Хотя бы попробовать.
…
— И потому — я никогда не вернусь. И тебе не советую. С одной стороны — у нас американцы. С другой — наши бывшие братья. А вот такие как Постников — они на третьей стороне. Но не на нашей. И против всех трех — мы не справимся. Мы сейчас справились с первыми двумя, они отправились зализывать раны — но они не остановятся. А вот постниковы… они только и ждут момента. Как в девятьсот семнадцатом. Как он наступит — ох, припомнят они эти ипотеки…
…
— Иди, Слон. Не усугубляй.