Все сходится. Если не было Стаса, значит, это я был пациентом Сотникова,
Где-то за моей спиной, в той части коридора, которую я прошел, хлопнула дверь, послышались шаги. Мне представилось, что это вышел Мишарин. Сейчас он меня здесь обнаружит, заговорит… Нет, этого вынести я сейчас не смогу. Огромным усилием воли я заставил себя двигаться. Нужно поскорее отсюда уйти. Я потом решу, что делать дальше, но сейчас мне просто необходимо оказаться где-нибудь, где нет людей, или хотя бы там, где никто меня не знает, не сможет заговорить.
По возможности быстро – ноги не гнулись в коленях, отказывались идти, – я спустился по лестнице, прошел больничный парк и, только оказавшись за воротами, замедлил шаг. Самое страшное, что может случиться с человеком, – это понять, что ты кого-то убил. Уж лучше самому стать жертвой убийцы. Да все, что угодно лучше. Там, в кабинете психиатра, мне вдруг подумалось, что я нахожусь в коме. Эта возможность меня ужаснула. Потому что я не знал, что все гораздо хуже. Я не в коме и не убит, я – убийца. Что там сказал Мишарин? Все может быть серьезнее, чем мне кажется? Что он имел в виду? Не это ли? Может, он меня подозревает в убийстве? А кстати, почему он сразу меня узнал? Почему понял, что я тоже, как и Борис, лечился у Сотникова? Я ведь даже не его пациент. Или и в этом ошибаюсь? Я его пациент, просто не помню?
На автопилоте я сел в машину и медленно выехал со стоянки. Куда теперь? По сценарию безумного действа – к Алевтине. Но к ней мне совершенно не хочется, поеду к Полине. Впрочем, и ее сейчас видеть будет невыносимо. Что я ей скажу? Что я сумасшедший убийца? Да у меня язык такое не выговорит. Единственно, чего мне сейчас хочется, это забиться в щель, пропасть для всех, а главное – для себя, перестать существовать.
Я ехал на такой низкой скорости, что меня тормознул гаишник, заподозрив неладное. Придирчиво проверил документы, попросил открыть багажник, потом заставил пройти тест на алкоголь и очень расстроился, что все вроде в порядке. Потому что он ведь чувствовал, что-то не так. Отпустил он меня с большим сожалением. Чтобы больше не вызывать подозрений, я поехал быстрее, но осторожнее, стараясь не отвлекаться от дороги.
Я знаю, что скажет Полина, когда я ей во всем признаюсь. Если, конечно, у меня хватит духу. Она опровергнет мою новую версию, как опровергла и ту, другую, где в роли убийцы выступал Стас. Тогда она сказала, что в подъезде, где произошло нападение на Алевтину, был кто-то третий, а из этого как-то само собой вытекало, что он и убил Сотникова. Я дал себя убедить, потому что очень хотелось ей верить. Но почему мы решили, что тот, кто напал на Алевтину, и есть убийца ее мужа? Зачем он совершил это нападение? Для того, чтобы подставить Бориса? Да, тогда мы подумали именно так. Но, может, здесь была и вторая причина: оправдать Алевтину? Полиция подозревает ее в убийстве мужа. Значит, из подозреваемой ее нужно превратить в жертву. Нападение, без сомнения, липовое. Но кто его организовал? То есть, кто его организует, ведь действие в видениях Полины немного опережает время? Совсем необязательно убийца Сотникова. Нападавшим может оказаться тот, кто хочет отвести подозрения от Алевтины, подбросить следствию улику против Бориса, но сам не быть убийцей. Да я теперь вообще не понимаю, почему мы решили, что на Алевтину напал убийца Сотникова. Это же совершенно нелогично. Если нарколога убили из-за врачебной ошибки, то при чем его жена? Она-то никакой ошибки не совершала. Значит, нас хотят натолкнуть на мысль, что действовал сумасшедший. И тот, кто хочет нас на эту мысль натолкнуть, в курсе истории Бориса Стотланда. Больше всего, таким образом, на роль нападавшего в подъезде подходит отец Алевтины – психиатр Мишарин Евгений Павлович. Он и этот лжесписок из регистратуры мог послать. Вот только одно непонятно: если Мишарин подставляет Бориса, почему не воспользовался возможностью и в разговоре со мной отрицал его причастность к убийству? Наоборот, он его защищал. Но с другой стороны, если бы он прямо указал на Бориса, это было бы подозрительно. Вот он и избрал такую хитрую тактику: вроде его защищает, а сам подставляет. Вполне логично.
Так кто же тогда убил на самом деле? Я? Чтобы занять место мужа Алевтины? Нет. Пока я ехал и размышлял, приступ паники прошел, чувствовать себя я стал лучше, и эта версия теперь казалась нелепой. Я не сумасшедший и не убийца, брата не выдумал и с памятью у меня все в порядке. Просто события последних дней выбили меня из колеи. Они совершенно не находят нормального объяснения, это меня и убивает. Все началось с фотографии Стаса, потом усугубилось непонятными видениями Полины, а разговор с психиатром окончательно добил. Нужно успокоиться и все обдумать заново.
Я заехал в кафе, выпил кофе, голова прояснилась и сразу выдала вполне разумный план действий. Прежде всего необходимо просмотреть настоящий список пациентов Сотникова. Я мог сколько угодно выдумывать истории про Стаса, воображать себя Стасом, знакомиться с женщинами от его лица, но в такое вполне официальное заведение, как клиника, под этим вымышленным именем лечь не мог. Значит, если в списке значится его, а не мое имя, я там не лежал, и всех нафантазированных мною за последний час событий тоже не было. Потом мне нужно поговорить с вахтером, который дежурил в ту ночь в больнице. Конечно, оперативники его уже допрашивали, и он сказал, что никто из посторонних не входил, но разговаривали они с ним по горячим следам, в ту ночь, когда произошло убийство. А теперь он мог что-нибудь вспомнить. Хотя, конечно, надежды на него было мало: помнится, когда я вошел в здание клиники в ту ночь, его на месте не оказалось. Мог и убийца точно так же пройти незамеченным. Третий пункт плана состоял в том, чтобы раскрыть личность того, кто подставляет Бориса. Он должен проявить себя завтра, напасть на Алевтину, когда мы вернемся из «Нептуна». Что ж, я последую сценарию видения Полины (конечно, до известных пределов). Приглашу ее в этот бар, мы проведем с ней вечер на базе отдыха, потом поедем к ней. Если не придет сообщение (а я уверен, что придет, что все и тут в точности повторится), под каким-нибудь предлогом задержусь у подъезда. Брошусь на помощь не раньше, чем она закричит. Но я в отличие от Стаса буду совершенно спокоен и подготовлен – преимущество на моей стороне. Вбежав в подъезд, я включу фонарик и освещу лицо нападавшего. Он, конечно, этого не ожидает, растеряется, и я не только его увижу, но и легко смогу с ним справиться.
Мне так понравился мой план, что я окончательно успокоился, даже развеселился. Теперь я снова стал самим собой и мог возвращаться к людям. В регистратуру ехать было рано (Битов договорился, что появлюсь я там к вечеру), поэтому я отправился в агентство.
Полина пила чай и одновременно разговаривала по телефону. Услышав, что я пришел, улыбнулась мне и закивала в трубку, соглашаясь с собеседником. Я тоже налил себе чаю, хотя только что пил кофе, и сел к столу, напротив нее. И тут обнаружил, что сидим мы с Полиной точно в таком же соотношении, как я сидел с Мишариным, а тут еще Полина стала тихонько постукивать ладонью по столу, задумавшись, и настроение у меня опять испортилось. Все те доводы, которые я привел, оправдывая себя, показались абсолютно неубедительными. Потому что они ну никак не объясняли два главных факта: фотографию тридцатилетнего Стаса и видения Полины, где он был действующим лицом. События происходят в настоящем. Как он может быть их участником? И почему его роль в реальной жизни исполняю я? Объяснение одно – в видениях Полины тоже я, а никакой не Стас. И это значит…
– Ну и зануда! – Полина с преувеличенно тяжелым вздохом положила трубку, прервав мои самобичевательные размышления.
– А кто звонил?
– Борис.
– И чего хотел? – насторожившись, спросил я.
– Да все выяснял, как работает камера, которую он нам вчера принес. А мы ведь ее еще и не проверяли, не до того было. Мне почему-то неудобно было ему об этом сказать, вот и выкручивалась. – Полина рассмеялась. – Предлагал какой-то новый супер-пупер агрегат, и так нудно стал объяснять принцип его работы, что со второго предложения мой мозг отключился, я так и не поняла, что этот его аппарат делает. Обещал зайти на днях, показать. Только ты с ним разговаривай сам, а я не могу. – Она отпила чаю. – Слушай, принеси, пожалуйста, печенье. А то я что-то проголодалась, разговаривая с твоим Борисом.
– Почему же он мой? – возмутился я.
– Ну уж не мой точно.
– Нет, объясни, что ты имела в виду.
– А знаешь, вы с ним похожи! – Полина испустила такой же нарочито тяжелый вздох, как когда вешала трубку.
– Чем же?
ebooksa