У Нокса, как уже успел это заметить Урвич, всё, что относилось к берегу, было достойно презрения, и потому его слова про Джона являлись высшим порицанием.
Урвич чувствовал, что и к нему самому Нокс относится, как к береговому, несколько свысока; это задело его самолюбие, и он сразу стал смотреть на шкипера недружелюбно.
Нокс ему казался грубым и невоспитанным. Он почти не разговаривал, а на обращённые к нему вопросы отвечал отрывисто, часто не поворачивая даже головы и не глядя на того, кто спрашивал. Слова он цедил сквозь зубы, не выпуская изо рта коротенькой трубки.
Старый Джон, наоборот, отличался словоохотливостью, говорил немножко нараспев и поразил Урвича своею угодливостью. Он сейчас же стал расспрашивать, какие кушанья любит Урвич, и обещался сготовить такой обед, что ни один король в мире не ел такого.
Урвич относился к еде всегда с удовольствием и умел сам приготовлять несколько кушаний.
Вообще он остался очень доволен коком и положительно невзлюбил шкипера.
Остальная команда тоже относилась к коку очень хорошо, даже как будто с некоторым почтением, что, впрочем, могло происходить вследствие почтенных лет Джона. Джон был значительно старше годами всех остальных.
Накануне дня, назначенного для отплытия, когда Дьедонне привёл Урвича на шхуну, чтобы показать ему её во всех подробностях, Нокс подошёл к французу и довольно решительно заявил:
— Не нравится мне Джон. Пока есть время, нужно взять другого кока.
— Что же вы имеете против него? — спросил Дьедонне.
— Ничего.
— Он был груб с вами?
— Нет, наоборот, слишком почтителен.
— Так нельзя же прогнать человека за слишком большую почтительность… Согласитесь, что это не проступок.
— А я говорю вам, что он подозрителен.
— Что же он может сделать?
Нокс помолчал, подумал, но прямого ответа не нашёл.
— А чёрт его знает! Я по нюху говорю. Не нравится он мне.
— А мне, наоборот, он очень нравится, — вмешался в разговор Урвич, — и я положительно не знаю, что можно иметь против этого старика. Мало ли кто нам не нравится!
Нокс ничего не возразил, нахмурил только брови и продолжал курить свою трубку.