— Может быть, — улыбнулся Урвич. У него никогда не было особенной страсти к деньгам, и он удивлялся даже, слушая, с какою жадностью говорил француз. Ему эта жадность была неприятна.
— Только «может быть»! — воскликнул Дьедонне. — Значит, вы не уверены в себе?
— В каком смысле?
— То есть что не соблазнитесь золотом.
— Послушайте, — сказал серьёзно Урвич, — золото это не моё, а ваше, или, во всяком случае, вы, по-видимому, можете им распоряжаться. Значит, если вы мне запрещаете его брать, а я возьму его, выйдет… что я украду… На это я не чувствую себя способным.
— Ну, вот это дело, что вы говорите, — подхватил Дьедонне, — это дело. Я вам положительно запрещаю трогать золото.
— Ну и довольно об этом говорить, — заключил Урвич. — Что же дальше, что я найду в отдалённом углу подземелья?
— В этом углу, — опять зашептал француз, — стоит бронзовый сундук без замка и петель, так что он имеет вид, будто и открываться не может. Нажмите, однако, угловой гвоздь с правого угла, и крышка легко поднимется… В сундуке вы увидите…
В это время на палубе раздался громкий крик, и Дьедонне с Урвичем вскочили и выбежали туда, чтоб узнать, в чём дело.
Кричал старый Джон, держась за щёку. Когда он увидел хозяина шхуны, крик его перешёл в слезливый и жалобный стон.
— Что случилось? — стал спрашивать Дьедонне. — Вас ударили? Кто ударил вас?
— Я его ударил! — коротко проговорил шкипер Нокс, подходя.
— За что же?
— За дело!
— Какое же дело! — завопил старый кок. — Я шёл к господам, чтобы предложить им, не захотят ли они, чтоб я им приготовил ужин, а вдруг шкипер…
— Не ври, — оборвал его Нокс, — ты подслушивал, что говорилось в каюте.
Старый Джон начал клясться и божиться, что у него и в помышлении не было проделать такую вещь.
— Я знаю, что делаю! — проворчал Нокс.
— Во всяком случае вы могли, — заметил ему Дьедонне, — просто отогнать его, но зачем же драться.
Нокс вспыхнул.