В первую минуту у панны Юзефы занялось дыхание, она не могла перевести его, ей недоставало воздуха. Но всё-таки у неё хватило сил встать и отойти к столу, чтобы отвернуться и не показать своего лица.
Приходилось сейчас дать ответ, но она не знала, что ответить.
— Какой Корецкий?.. — наконец проговорила она.
— Пришёл с чёрного хода! — пояснил Влас Михайлович. — Требует, чтобы непременно сказали о нём вам!
— А вид у него?..
— Невзрачный.
— Плохо одет?
— Оборванцем.
«Оборванцем, — стала соображать панна Юзефа, — значит, деньгами, и даже небольшими, можно повлиять на него!»
Она была рада отдать теперь все свои сбережения, а сбережения эти составляли довольно крупную сумму.
К тому же вовсе не пустить Корецкого к себе было опасно: он мог начать скандал, мог кричать; его крик услыхали бы тропининские люди, среди которых у панны Юзефы было больше неприятелей, чем друзей, и одним из самых главных неприятелей был камердинер Влас Михайлович, не любивший её, несмотря на все её ухищрения, чтобы обойти его.
— Проведите его ко мне, это, вероятно, какой-нибудь бедный, — сказала она.
Влас Михайлович молча повернулся и ушёл.
Когда вошёл Корецкий, панна Юзефа, прежде чем оглядеть его, подошла к двери и как бы машинально заперла её на задвижку.
При взгляде на Корецкого первое, что испытала она, было чувство гадливости и отвращения. Она никак не ожидала, что увидит пред собой в таком отталкивающем виде человека, который когда-то был близок с нею.
Корецкий не лгал, рассказывая Рощинину, что носил когда-то клетчатые брюки и бархатный пиджак. В этих клетчатых брюках и бархатном пиджаке знала его панна Юзефа. Тогда он к ней снисходил, теперь же она была окружена недосягаемой для него роскошью, а он был, в полном смысле слова, оборванец, как его назвал Влас Михайлович. Теперь разница между ними была неизмеримо большая, чем тогда, и по первому же взгляду панна Юзефа убедилась, какая пропасть лежит между ними.
Черты лица Корецкого сильно изменились, он обрюзг, полысел и поседел, но всё-таки Юзефа узнала его.
Он боязливо оглянулся на замкнутую ею задвижку и, как затравленный зверь, стал озираться кругом, как будто только ожидая, с которой стороны посыплются на него удары.
Он не был пьян, твёрдо стоял на ногах, но от него пахло очень сильно и, главным образом, спиртом.
Вид Корецкого показался благоприятен для панны Юзефы, и она смело подступила к нему, желая этой показной смелостью заглушить охватившую её внутреннюю дрожь.
ebooksa