Благодетель и убийца

— Доброго утра всем спящим! Я как знал, что ты любишь дрыхнуть по воскресеньям!

— Поэтому и звонить решил спозаранку? Ближе к делу — ты поднял меня с кровати, и я не в настроении.

— Не хочешь заглянуть к нам сегодня? Дети сейчас гостят у Людкиных родителей, вернутся нескоро.

— Во сколько?

— Я зайду за тобой после обеда.

— Хорошо, буду.

«Вот баламут, — подумал я про себя, — после обеда и пригласил бы».

Возвращаться в кровать уже не хотелось, да и не было смысла — без сонной неги я отчётливо слышал, как через стенку на кухне гремела посуда и какую новую байку травил Поплавский. Мне ничего не оставалось, кроме как привести себя в порядок.

Проходя мимо комнаты Юрского, я заметил, что та ещё была заперта, хотя Марк Анатольевич порой вставал и раньше Фурманши. Когда ответа на мой стук не поступило, я не придал тому значения — видимо, спал.

— Евдоксия Ардалионовна, давайте подолью вам, — с этими словами Максим Никифорович взял маленькую керамическую чашку так бережно, словно она была из хрусталя.

— Спасибо, дорогой.

— Доброго утра, Лев Александрович. Вы уж не обессудьте, но кипяток кончился, придётся вам самому за собой поухаживать.

— Доброго-доброго. А я все думал, чем же занять себя в это утро.

— Куда вы так газ кочегарите? — вскрикнула Фурманша, стоило мне повернуть ручку, — по миру нас пустить хотите или на воздух весь дом отправить?

— Хочу не умереть от отморожения и поскорее вскипятить воду. Прошу заметить, что мое здоровье как врача тоже стоит беречь. Иначе к кому вы, Евдоксия Ардалионовна, побежите со своим ревматизмом? А вы, Поплавский, с гастритом?

— А ваша корысть вам от предков досталась вместе с национальностью, или она есть плод нелёгкой судьбы?

— Знаете ли, всего понемногу. Ровно для того, чтобы такие, как вы, задавали мне подобные вопросы.

Чайник закипел, и по привычке я разбил в сковороду двойную порцию яиц, но опомнился, что Юрский так и не встал. Вскоре я вернулся к его двери.

— Марк Анатольевич, доброго утра! — ответа не последовало. Вместо этого до меня донёсся тихий сдавленный кашель. Профессор не запирался на ночь, поэтому я вошёл внутрь.

Сонный и ослабленный, он лежал на кровати поверх покрывала и тело его дрожало. Форточка была распахнута настежь, и в комнате было заметно холодно. Завидев меня, Юрский тут же попытался встать.