Новогодняя ночь в прифронтовом польском городке. Небо в россыпях ракет, отзвуки джаза сквозь зашторенные окна бара. А наутро — бой.
Повесть «Марш на рассвете» — о вчерашних подростках, школьниках, которые взрослеют, мужают духовно в суровом горниле войны.
Вошедшие в сборник рассказы — о разведчиках, десантниках, летчиках, солдатах военного и мирного времени, отличаются острым сюжетом, психологическим проникновением в характеры людей, наших современников, попыткой объяснить их поступки на крутых жизненных поворотах, в сложных обстоятельствах.
В произведениях, вошедших в новый сборник писателя Александра Буртынского, чувствуется точный адрес, знание автором материала, его художественное осмысление.
Марш на рассвете
РАССКАЗЫ
ИСПЫТАНИЕ
К утру четвертого дня гвардейский стрелковый полк, наступавший по дорогам Восточной Пруссии, неожиданно натолкнулся на упорное сопротивление.
Поредевшие роты залегли у большого помещичьего особняка, стоявшего на холме в окружении безлюдных, разбитых бомбежкой дворовых служб. На запад тянулось поле, за ним дубовый лес. Озаряемый беззвучными вспышками выстрелов, он казался загадочно-страшным.
Дважды люди поднимались в атаку и дважды откатывались назад под навесным огнем спрятанных в дубняке орудий.
Особенно мешал продвижению фланговый пулемет противника. Он притаился где-то в лощине, перед самым лесом, поливал атакующих ливнем свинца, не давал поднять голову.
В полуподвале огромного юнкерского дома расположился командный пункт полка. Угловую комнату со стрельчатым окном занял взвод полковой разведки.
За окном тускнели зеленоватые февральские сумерки. Зыбкая тишина подвала нарушалась глухими ударами снарядов-болванок, от которых вздрагивали метровые своды и осыпалась штукатурка вместе с кирпичной пыльцой; нервозно бормотал радист за фанерной переборкой: «Я Лена! Я Лена! Сообщите, где мой муж?» И совсем уж необычно для этой обстановки звучала песенка, которую под аккомпанемент гитары напевал ефрейтор Павлик Березкин:
В углу на деревянных нарах с волосяным матрацем, подперев кулаком небритый с проседью подбородок, сидел командир взвода полковой разведки лейтенант Ушанкин. Он мрачно прислушивался к пению Березкина и думал о том, что, по всей вероятности, придется идти за «языком». А с кем идти? Людей во взводе раз-два — и обчелся. Он да Березкин, да еще старшина Алмазов. Братья Лахно только что вернулись с задания, захватив какого-то итальянца-обозника, потерявшего от испуга дар речи. Старший из них Микита ранен в руку. Как ни верти — поиск по всем правилам организовать нельзя. А надо. Ночь близка, враг не дремлет и черт знает на что способен.
Вошел старшина Алмазов, франтоватый красавец брюнет, громко сказал пожилому ездовому, внесшему за ним большой ящик, облепленный соломой.
— Вот сюда! Па-асторожней. Хорош.
Ездовой ушел, а старшина открыл крышку ящика и двумя пальцами, словно боясь запачкаться, стал перекладывать замасленные банки с консервами. Сухое ястребиное лицо его от натуги налилось румянцем, оттенявшим черные косые полубачки. В разведку полка старшину недавно перевели из штаба дивизии, где он почти всю войну занимал офицерскую должность, командовал взводом охраны. Там его сменил какой-то нестроевик-капитан. Это событие самолюбивый Алмазов воспринял очень болезненно. С молодыми разведчиками полка он держался чересчур официально, с лейтенантом был на «ты».
— Есть трофейные шпроты, хочешь? — небрежно обронил он, оборотясь к лейтенанту.
— Не до консервов, — с досадой ответил Ушанкин.
Старшина замолчал, а Березкин едва заметно усмехнулся. Все знали — в минуты раздумья Ушанкину не следует мешать; даже замполит полка, Сидор Павлович Седоус — «батя», негласно опекавший разведчиков, не решался беспокоить его.