Балавин принял меня сперва сухо, с той беспричинной неприязнью, которая часто встречается среди русских торговых людей. Амбар его в хлебных рядах выходил растворами прямо на мостовую. Приказчик провел меня по этому амбару куда-то в глубину, к стеклянной дверке, изнутри завешенной кумачным лоскутом, и несмело стукнул.
— Входи! — неприятно крикнул кто-то из-за двери.
И я вошел, и навстречу мне приподнялся из-за большого письменного стола человек неопределенных лет, одетый по-европейски, с очень чистым и как бы прозрачным желтоватым лицом, с белесыми волосами, аккуратно причесанными на прямой ряд, с желтыми тонкими усами и быстрым взглядом светло-зеленых глаз.
— В чем дело? — спросил он сухо и быстро.
Я назвал себя, поспешно и неловко вытащил из карманов поддевки два маленьких мешочка с зерном и положил перед ним на стол.
— Садитесь, — как-то вскользь сказал он, садясь за стол, и, не глядя на меня, стал развязывать эти мешочки. Развязав, он вынул горсточку одного зерна, подбросил его на ладони, потер в пальцах и понюхал, потом сделал то же самое с другим.
— Сколько всего? — спросил он невнимательно.
— То есть четвертей? — спросил я.
— Да не вагонов же, — сказал он насмешливо.
Я вспыхнул, но он не дал мне ответить:
— Впрочем, это не суть важно. Цены сейчас слабы, вы их, небось, сами знаете…
И, назвав свою цену, предложил привозить хлеб хоть завтра.
— Я на эту цену согласен, — сказал я, краснея. — Можно получить задаток?
Он молча вынул из бокового кармана бумажник, подал мне сторублевую бумажку и привычным, очень точным жестом снова спрятал его.
— Прикажете расписку? — спросил я, краснея еще более от неловкого наслаждения своей взрослостью и деловитостью.
Он усмехнулся, ответил, что, слава Богу, Александр Сергеевич Арсеньев достаточно известен, и, как бы желая дать мне понять, что деловой разговор кончен, раскрыл лежавший на столе серебряный портсигар и протянул его мне.
— Благодарю вас, я не курю, — сказал я.
Он закурил и опять как-то вскользь спросил:
— Это вы пишете стихи?
Я взглянул на него с чрезвычайным изумлением, но он опять не дал мне ответить.