– Великий и ужасный Король, помню, – усмехаюсь я. И тут же огребаю по лицу. Отшатываюсь назад, но отец хватает меня за запястье, больно сжимает.
Я в шоке от того, что поднял на меня руку и не сразу понимаю, что вообще произошло. Доходит лишь когда папа порывисто меня обнимает, впечатывая себе в плечо.
– Дурочка, куда ж тебя занесло, а? Вот зачем, бл… Зачем ты с ним связалась? Этому ублюдку не ты нужна, а мои деньги и возможности. Как ты этого не понимаешь? Он урод! Моральный урод! Ублюдок! От него даже его братья отказались!
Я вырываюсь, отталкивая от себя отца, глотаю слёзы обиды. Он никогда не бил меня. Максимум – мог наорать или запереть дома. Но чтобы поднять руку… Этого никогда.
Больно. Не физически. Пощёчина несильная была. Скорее морально. Унизительно и неприятно.
– Больше никогда не смей поднимать на меня руку! – в голосе всё же звучат нотки обиды и истерики. – И это не твоё дело, с кем я сплю! Ясно? Ты мне почти чужой, я уже давно не твоя маленькая Лерка! – бью наверняка, чтобы он тоже прочувствовал всю прелесть нашего разговора. – Меня теперь по имени отчеству называют! И не потому, что я твоя дочь, а потому, что взрослый, состоявшийся человек! И я всё ещё помню из-за кого убили маму! Так что, не смей приказывать и что-либо запрещать!
Вторая пощёчина отрезвляет, и я судорожно выдыхаю.
– Пап, ты что? Ты совсем уже , что ли?
– Сегодня я выписываюсь из больницы и мы едем домой. Оттуда ты выйдешь только замужней. Выйдешь за того, кого я приведу, поняла? И чтоб без твоих выходок.
Вырывается истерический смешок.
– Пап, ты серьёзно сейчас? Правда считаешь, что стану делать то, чего тебе хочется? Не поздновато ли для перевоспитания? Как по мне, так ты проворонил то золотое время, когда мог меня поставить в угол.
– А я тебя не спрашиваю. Это факт. Неоспоримый. Ты возвращаешься домой, пока не выйдет замуж. В своей конторе ты, кстати, больше не работаешь.
– Пап! – смотрю на него во все глаза, но Короля, кажется, ничего не заботит. – Ты не мог этого сделать! – в голосе появляются визгливые нотки. Не нравлюсь себе такая, но поделать ничего не могу, мне жутко хочется заплакать.
– А я сделал. Всё. Иди к ребятам, они тебя проводят к машине. Теперь везде и повсюду только с Егором. И даже не думай мне характер свой показывать. Свободна.
– Пап…
– Ты что оглохла, что ли? Разговор закончен. Ты выйдешь за Кирилла Самсонова. А до тех пор будешь сидеть дома. Всё!
Я вижу, что его раненая рука дрожит. Как и я сейчас от злости.
– Серьёзно? Ты не шутишь сейчас? Кирилл? Ты как себе это представляешь?
– А мне плевать, что он тебе не нравится. Мне не нравится твоя гребаная эмансипация. Стерпится слюбится.
– А может ты просто хочешь от меня избавиться? Ты же знаешь, Кирилл зверь. Он мне дышать не даст спокойно. Ты для этого меня хочешь ему вручить? А ничего, что я против? – злость теперь уступает испугу, потому что я знаю Самсонова. Редкая мразь.