Бронзовая Жница

22
18
20
22
24
26
28
30

«Похорони. Отпусти к Схаалу. И я уйду…»

Призраки звучали все похоже — призрачно, неосязаемо, и было не понять, мужчина говорит или женщина, если не знать наверняка. Но Эйре было неважно.

— Хорошо, — вздохнула она. — Я сделаю. Проверю Лордские Склепы следующей ночью.

Но она уже не услышала ответа. Голоса иссякли.

«Действие змееголовника закончилось».

Сил не было, но всё же она решилась обойти жуткий навал мёртвых тел и отыскала те, что уже срослись с землёй. На них влажно блестели те самые грибы кадаврики.

Она вздохнула и сорвала несколько. На вкус они были отвратительны, как подошва от сапога. Но они росли из мёртвой плоти. А значит, это был подарок Бога Горя. Эйра собрала десяток; поворошила остальные, чтобы те осыпались и проросли вновь; и отправилась обратно вверх по тропе.

Обошла, задумчиво рассмотрев, огромные собачьи следы в грязи. Даже приложила руку к одному из них и убедилась, что отпечаток лапы больше её обеих ладоней.

«Гьеналы — горбатые псы-падальщики, бродят тут и выискивают среди тел что-нибудь себе по вкусу», — подумала она. — «Метисы с обычными собаками бегают по городу, но в лесу встречаются огромные экземпляры. Какого размера этот? С лошадь высотой? Жуть».

Хорошо, что дикие гьеналы, непривычные к людям, довольствовались оленьей падалью и не приближались к черте Брезара. В Брезе жили мускусные кабарги — маленькие олени с забавно торчащими вниз клыками. Их было много, как и грызунов, и горных козлов, и даже яков; и, покуда люди не истребили всех травоядных в долине, гьеналы не должны были проявлять слишком ярый интерес к местным жителям.

У поворота дороги она обернулась, чтобы амулетом из ключей и бузины прочертить линию меж собой и кладбищем.

— Ухожу, отгоняя протянутые ваши руки, разрывая с вами всякую связь и оставляя вас позади, — произнесла она. Этому её тоже не учили, но для собственного успокоения она привыкла разделять свою мирскую жизнь и кладбищенскую.

После чего побрела назад в «Дом культуры».

На тёмных улицах было неспокойно. И, когда она шла, за ней увязался какой-то странный тип, что, пошатываясь, следовал за ней от угла к углу.

Эйре это было знакомо. Она сжала рукоять своего орудия — костяного кинжала, старинного подарка, что держала в рукаве во время своих походов — и не боялась, что он догонит её.

Мужчинам от неё было надо одно. Дождавшись, когда они, охваченные похотью, полезут ей под подол рясы, она была готова нанести удар. Это было буднично настолько, что даже не сохранялось в памяти.

Она вернулась уже тогда, когда многие из девушек давно спали. Некоторые, впрочем, оставались у мужчин до утра, поэтому они явились бы позже. Эйра спрятала лопату на заднем дворе, у уборной, потом нагрела себе воды на огне и отмылась в общей ванной. Она тёрла себя мочалкой так сильно, что, иногда заставая её за этим делом, Ехидная смеялась, что она сотрёт с себя всю свою черноту.

Но если чему Эйру и научил схаалитский монастырь, так это тому, что всякий, кто желает жить долго, должен после всяких дел с мертвецами как следует намылиться и руки вытереть джином, иначе это ничем хорошим не закончится.

На следующий день ей пришлось поработать. Сразу после обеда её выбрали своим развлечением двое солдат из банды Зверобоя, известного сторонника Морая. Зверобой прославился тем, что когда-то на охоте у лорда Д’Алонсо помог ему загнать кабана. Но в последний момент нечаянно ударил копьём не по кабану, а по самому лорду. Тот скончался, и Зверобой пустился в бега. Он зарабатывал грабежом и жестоко убивал тех, кто противился ему; за голову его платили целых три тысячи золотых рьотов.

Кто знает, сколько он продержался бы в бегах, не найди он приют в Брезе. В ней он вскоре прославился как бесстрашный воин и стреляный налётчик, который обрёл множество подобных себе сторонников. За минувшие походы они награбили немало золота в плодородных землях Маята, вокруг Арракиса и Хараана.