Бронзовая Жница

22
18
20
22
24
26
28
30

Бессердечие Морая было известно всем Тарцевалям с самого детства. Он унаследовал удивительные очень светло-рыжие, почти белые волосы отца. Словно густой туман на пожухлых кронах или облако на буром закате. У него было симпатичное лицо и пытливые серые глаза. Они темнели, когда он злился, и светлели, когда улыбался. Он был невероятно хорош собою по моде Рэйки — длинные локоны, чистое лицо, высокий рост и широкие плечи — всё то были кровные признаки настоящей голубой крови. Словно монарх, он никогда не стриг своих развевающихся волос, продолжая династию «длинноволосых диатров», коими называли Астрагалов со времён Моргемоны — и его пушистые пряди, разделённые посередине пробором, красиво ниспадали на плечи и на спину.

Нынешние правители были крайне щепетильны в этом вопросе. Они заставляли стричься всех своих придворных не диатрийской крови; лишь посвящённым рыцарям дозволялось отращивать волосы — и только до плеч, не более. В то время как сами короли своей длинной гривой заявляли о своей принадлежности к династии Гагнаров.

Так неосознанно делал и Морай — этот маленький белокурый ангел с самого детства имел нрав задиристый и протестующий, что постепенно превратился в характер неукротимого злого чёрта.

Он безо всякого повода обижал братьев и сестёр, подсовывал лошадям осиные гнёзда и с любопытством смотрел на кровожадные охоты Скары в черте города. Маргаса Вельвела не знала, что и думать о Морае. С детства она велела няне почаще водить его в триконх, городскую церковь, чтобы он молился всем Троим: Аану, Богу-Человеку; Схаалу, Богу Горя с головой козла; и Разгалу, Богу-Зверю в виде дракона-змея. Но Морай бурчал молитвы с полнейшим презрением и зачастую коверкал имена богов.

Однако теперь ему суждено было носить титул лорда Тарцеваля, маргота Брезы. И он с самых семи лет пользовался этим без зазрения совести. Он велел казнить любых своих обидчиков, выкалывать глаза всяким завистникам и грозил младшим братьям тем, что так будет и с ними. Даже регент, добродушный нобель Куолли, не мог вразумить его — и с каждым годом возражал ему всё тише, чтобы не стать жертвой его самодурства. Может, маргаса Вельвела и смогла бы приструнить маленького мерзавца. Но её моральных сил едва хватало на то, чтобы просто просыпаться по утрам. И к делам своего сына она стала равнодушна.

— Наиграется — и перестанет, — рассеянно говорила она даже собственным детям, когда те жаловались на Морая.

Одно достоинство было у юного лорда: он был весьма смел.

Когда Мораю было десять, он велел вскрыть заваленную пещеру Скары. И самолично отправился туда. Он знал, какая судьба постигла его отца и старшего брата Моргала; но, сжимая кулаки, шёл вперёд.

«Я тебя не боюсь», — думал он. — «Всё равно в этой Брезе тоска смертная, из развлечений — только пьяный шут по пятницам и нытьё маменьки на поминальных субботах».

Он прошёл по хрустящим костям погибших солдат и приблизился к чёрной чешуе почившего дракона. Тронул её рукой.

И обнаружил, что она горячая.

— Эй! — крикнул Морай, обернувшись к выходу из пещеры. — Разве драконы не коченеют, как люди, когда померли?

Эхо повторило и погасило его слова. Он сам запретил рыцарям следовать за ним, а те — нарочно или нечаянно — не услышали его возгласа. Может, они надеялись, что юный лорд Тарцеваль навернётся на камнях и тем закончит своё правление.

Морай пожал плечами и с удовольствием повёл рукой по жёсткой чешуе. Скара был не самым крупным драконом, но у него были сильные лапы, крепкая шкура и густая грива от затылка до кончика хвоста.

«Лохматый — словно создан для земель далеко от солнечных берегов Рэйки».

Каждое касание наполняло его странной любовью.

«Какой ты громадный и чёрный — прямо как моя душа, если верить словам священника».

Он довёл рукой до самых век Скары и обнаружил, что тот был ослеплён не полностью. Один глаз вытек, но второй, весь обложенный корками, остался на месте.

И глаз этот двинулся под ладонью мальчишки.

Морай вздрогнул, но не отпрыгнул. А воскликнул радостно: