Она улыбнулась:
— Так, поди, и сами догадались?
— Не отец ли наш?
— Кто же, как не он…
Мама всегда говорила об отце с уважением. От отца, между прочим, мы тоже о матери не слышали никогда плохого слова. Верно, они очень уважали друг друга и потому даже намеком боялись испортить это чувство.
«Как-то она теперь? Постарела, верно? Ведь под старость каждый год значит очень много».
Вспомнил я и про своих братишек и сестренок. Вспомнились все обиды, которые пришлось им нанести. Особенно терзался я своим поступком в отношении к брату Ивану. Ловили мы с ним рыбу на Эное. Мне тогда было, может быть, лет восемь, брату — шесть. И вот на удочку Ивана клюнул лещ. Широченный, желтый. Вытащив рыбину на берег, он отцепил его с крючка, но удержать в руках не сумел, и рыбина с высокого крутого берега плюхнулась обратно в воду. В тот жаркий солнечный день рыба клевала очень плохо. Время уже клонилось к вечеру, а в наших торбах пока лежало только по нескольку маленьких окушков да плотиц. А без рыбы домой возвращаться просто не имели права. Потому что в тот год хлеба у нас было мало и мы питались одной рыбой. И вот я со злости, что брат упустил такую добычу, двинул его удилищем, да так сильно, что оно даже сломалось.
— Не буду я больше с тобой рыбалить! — закричал брат и, бросив удочку, побежал к дому.
Я все же уговорил его остаться со мной. Но после этого случая между нами уже той близости, что раньше, никогда не было.
Может быть, этот неприятный и неприглядный поступок мой повлиял на дальнейшее мое поведение, все время заставляя сдерживать себя.
Рыбы-то под вечер нам наловить удалось, поймали даже форели, но есть не пришлось.
А случилось это вот как.
Следующее утро было солнечным. Через раскрытое настежь окно в дом струился ласковый прохладный ветерок. Вся наша многочисленная семья сидела за завтраком. За столом у каждого свое место, закрепленное в первый наш самостоятельный присест за него. В красном углу сидит отец. По правую и левую руку от него, плотно прижавшись друг к другу, мы, три брата и две сестры. Место матери с краю стола перед самоваром, непременным атрибутом застолья, но пока ее место свободно — она хлопочет возле печи. Присмиревшие, мы ждем, когда мать вытащит рыбник.
За столом тихо. Ждать всегда тяжело, и мама это понимает.
— Кабы от меня это зависело, — разводит она руками, уже в который раз сняв заслонку и поглядев в печь. — Чего сегодня пирог не румянится?.. — Она тяжело вздыхает, садится на лавку и, сложив на коленях руки, направляет взгляд куда-то вдаль.
Но вот в очередной раз мама открывает заслонку в печи и улыбается.
— Наконец-то! — с радостью произносит она, деревянной лопаткой вытаскивая румяный рыбник.
От него идет сытный и приятный дух. Ведь такое, чтобы рыбник был из белой муки да с форелью, случается весьма редко. А какое это объедение! Пропитанный рыбьим жиром и солоноватый, рыбник не идет в сравнение ни с каким другим кушаньем.
Вот мама сейчас выложит рыбник на стол, отец разрежет его, как он это делает всегда, и, положив перед каждым по кусочку, скажет: «Ешьте, дети!» Но на этот раз получилось по-иному.
Не успела мама вытащить рыбник из печи и положить перед отцом, как в дом вошли трое ребятишек: девочка и два мальчика.
ebooksa