Последствия

«Нет, сегодня не поедем. Я же не думала, что она решит начать первой. Вообще-то мы могли убедить её в этом, но какая разница, лошадей ночью мы бы не нашли. И как я поеду одна? Надо было думать об этом до того, как придумала остальное. Хорошо, но мы не можем ничего не делать, когда сами обстоятельства побуждают нас к этому. И что ты предлагаешь? Надо найти того, кто собирается поехать, и мы навяжемся за ним. Ты доверяешь этим крестьянам? Некоторым. А ты помнишь, чтобы кто-нибудь за эти недели выехал из деревни дальше поля? Значит, с большей вероятностью кто-то поедет, потому что сейчас только собирается. Предлагаешь обойти каждый дом, стучаться и спрашивать, уезжают они или нет? Опять ты усложняешь! Она пойдёт к старосте и спросит у него обо всех. А если он не знает? Если так, то он либо не хочет нам об этом говорить, либо ему не сказали, либо никто не едет. И что тогда? Наймём лошадь, возьмём карту и поедем сами… Хорошо, сейчас пойдём к старосте. »– по дороге согласилась со всеми своими мыслями Элисса и свернула на новый путь.

Старосты девушка дома не застала, только вместо него встретила Агатту, которая сообщила, что её муж ушёл в поле по просьбе нескольких мужчин, но времени его возвращения она не знает.

«Надежда ещё есть. И что, снова ждать? Я так устал. На этот раз можешь сказать за всех. Надо ждать. Да, сейчас все на работе. Может быть, сходим к Мелиссе? Ей могли рассказать. »– передумала Элисса и, вновь сменив направление от дома несколькими оборотами, направилась в госпиталь.

На лавочках сидели несколько селян, не обратив внимания на которых, девушка прошла к столу, поздоровалась с Мелиссой и, сказав, что подождёт окончания приёма в столовой, ушла в соседнюю комнату, где просидела несколько минут, прислушиваясь к неразборчивому шорканью где-то в доме, и из любопытства к тому, что не может найти его источник, подошла к мастерской. Именно за дверью и томился звук, и Элисса, привлечённая его несвойственностью этой комнате, вошла в мастерскую.

Олиссеус был отвлечён от обычного вращения круга, за чем Элисса чаще всего его замечала (кроме последнего визита, когда гончар расписывал вазы), и сидел, осаждённый с одной стороны горой шелухи или листвы (к какому виду растений принадлежали они до высыхания, Элисса не разобрала), с другой были набросаны куски ткани, но опрятнее всего стояли вазы, одну из которых мастер держал в руках и окутывал комбинацией из остальных имеющихся предметов.

– Зачем вы их закрываете? – подходя к гончару, поинтересовалась Элисса и продолжила с лестью, о которой не забывала ни в одном разговоре с Олиссеусом.– На них прекрасные рисунки.

– Для продажи. – не отвлекаясь от работы долгими речами, завернув последний листок, мастер поставил вазу в часть, отведённую для готовых продуктов, и взялся за следующую.

– В том полисе, где живёт Софокльз?– взволновалась Элисса, но пыталась не выдать своей радости голосом.

Присев между тряпками и не завёрнутыми вазами, она хотела взять одну на руки, но, побоявшись криков Олиссеуса, отогнала мысль.

– Да.

– А скоро вы поедите?

– Элисса, не отвлекай меня! – выпуская частую для его натуры раздражительность, небрежно бросил гончар.

– Ваша работа, работа мастера, не станет хуже, если вы часть своего внимания отведёте моему вопросу. – подластилась Элисса, заметив, что Олиссеус

смягчается, услышав к себе лестные знаки внимания.

– Через несколько дней.

– Я надеюсь, что вы продадите свои работы по лучшей цене. – отметив, что вскоре она выведет Олиссеуса из чувств, располагающих к общению с ней, закончила девушка.

Элисса поднялась, остановилась ещё на несколько секунд посмотреть на вазы, и как ей казалось, именно их она видела за стёклами музеев, и ушла в госпиталь, где количество искалеченных не уменьшилось, и она занялась работой Василики, под скуку которой её снова стали посещать мысли: «Такой случай, и сорвался. Всё равно придётся идти к старосте. А если больше никто? Если он один? Подумайте, он едет их продавать, это его работа, а остальным зачем ехать в Платеи – у них автаркия. Об этом решим после того, как спросим у старосты.»

Просидев до вечера в госпитале, помогая Мелиссе, Элисса пообедала и пошла к Изокрэйтсу, который согласился с тем, что из деревни, кроме Олиссеуса, никто выезжать не собирался в течение нескольких недель.

«А я говорил. Ты скептик. Зато я прав. Итак, у нас две проблемы: первая- он уезжает в дни, на которые у нас назначена работа. Это из-за Василики… Не перебивай, второе- он нас не возьмёт. Почему? А кто мы ему? Какая-то девчонка, которая пришла к ним из леса, не знала их язык, месяц пролежала в больнице. Мы- очередной пациент его жены. Значит надо добиться его расположения. Значит надо как-то отсрочить его отъезд и за эти дни войти в круг его доверия. »– вечером, когда Элисса пыталась уснуть, и в то же время ни разу ещё не закрыла глаза, и под каждую новую реплику поворачивала голову на другую щёку, подытожил один из голосов.

Забыв о том, что Антипатрос попросил её прочесть принесённые им конспекты, девушка весь следующий дня провела в доме Олиссеуса и Мелиссы, перемещаясь из комнат по мере надобности хозяевам, или если они уставали от её разговоров (в большем количестве случаев это относилось к Олиссеусу). В госпитале она снова заимствовала роль Василики, даже была послана в лес для сбора трав, рисунки которых Мелисса показала ей в книге, а в гончарной мастерской Элисса никак не могла найти подходящий предлог для того, чтобы Олиссеус задержал отъезд.