Тяжелые сны

Клавдия взглянула на него пытливо, вздохнула и опустила глаза.

– Скажите, – заговорил опять Логин после короткого молчания, – вам жизнь какого цвета кажется и какого вкуса?

– Вкус и цвет? У жизни? – с удивлением спросила Клавдия.

– Ну да… Это же в моде – слияние ощущений…

– Ах, это… Пожалуй, вкус – приторный.

– Я думал, вы скажете: горький.

Клавдия усмехнулась.

– Нет, почему же! – сказала она.

Старые вязы наклоняли ветви, словно прислушиваясь к странному для них разговору. Но не слушали и не слышали. У них было свое. Стояли, безучастные к людям, бесстрастные, бездумные, со своею жизнью и тайною, а с темных ветвей их падала, как роса, отрясаемая ветром, прозрачная грусть.

– А цвет жизни? – спросил Логин.

– Зеленый и желтый, – быстро, не задумываясь, с какою-то даже злостью в голосе ответила Клавдия.

– Надежды и презрения?

– Нет, просто незрелости и увядания… Ах! – воскликнула она внезапно, как бы перебивая себя самое, – есть же где-то широкие горизонты!

– Нам-то с вами что до них? – угрюмо спросил Логин.

– Что?… Душно мне – и страшно… Я заметила у себя в последнее время дурную повадку оглядываться на прошлое…

– И что же вам вспоминается?

– Картинки… милые! Детство – без любви, озлобленное. Юность – муки зависти, невозможность желаний… крушение надежд… идеалов! Да, идеалов, – не смейтесь, – были все-таки идеалы, – как ни странно… Вперед стараешься заглянуть – мрак.

– А над всем этим кипение страсти, – сказал Логин неопределенным тоном, не то насмешливо, не то равнодушно.

Клавдия задрожала. Ее глаза и потемнели, и зажглись бешенством.

– Страсти? – воскликнула она сдавленным голосом.