Тяжелые сны

22
18
20
22
24
26
28
30

– Стипендии все эти, – заявил Дубицкий, грозно хмуря брови, – баловство, разврат. Не на что тебе учиться, марш в деревню, паши землю, а не клянчи. Учатся они там! На собаках шерсть околачивают, а потом в чиновники лезут, да чтоб им тысячи отваливали. Это из податного сословия-то, а?

– Да, – сказал Павликовский, – уж вы оставьте эту дорогу детям из общества, а для других… ну, там у них свои школки есть, – ведь это достаточно, куда ж там!

– Напрасно думать, – возражал Логин, – что у нас людей образованных достаточно. В нашем обществе невежество сильно дает себя чувствовать.

– Вот как! В нашем обществе невежество? – обидчиво сказала хозяйка.

Дамы переглядывались, улыбались, пожимали плечами. Только Анна ласково смотрела, оправляя широкий бант своей газовой светло-зеленой косынки. Кроткая улыбка ее говорила:

«Не стоит сердиться!»

– Извините меня, – сказал Логин, – я вовсе не то хочу сказать. Я вообще о русском обществе говорю.

– А вот мы, енондершиш, – вмешался Вкусов, – и не были в университете, да что ж мы, невежды? А мы и парле-франсе умеем!

– Мы с тобой – дурачье, – закричал казначей, – так умники решили.

Логин обвел глазами стол: глупые, злые лица, пошлость, злорадство. Он подумал:

«А ведь и в самом деле могут не пустить Леньку в гимназию!»

Апатичное лицо Павликовского никогда раньше не казалось – таким противным. Торжественно-самодовольная мина Мотовилова подымала со дна души негодование, бессильное и озлобленное.

В конце обеда произошел неожиданный и даже маловероятный скандал. Неведомо какими путями в дверях появился пьяный Спирька. Оборванный, грязный, безобразный, стоял перед удивленными гостями, подымал громадные кулаки, кричал диким голосом, пересыпал слова непечатною бранью:

– Все одна шайка! Наших баб портить! Подавай мою жену, слышь, подлец! Расшибу! Будешь мою дружбу помнить!

Дамы и девицы выскакивали из-за стола, разбегались, мужчины приняли оборонительные позы. Только Анна сидела спокойно.

Спирьку скоро удалось вытащить. Все пришло в порядок.

Мотовилов ораторствовал:

– Вот, мы видим воочию, что такое мужик. Это тупая скотина, когда он трезв, и разъяренный зверь, когда он напьется, – но всегда животное, которое нуждается в обуздании. Вы, члены первенствующего сословия, не должны забывать нашего высокого призвания по отношению к народу и государству. Если мы устранимся или ослабеем, вот кто явится нам на смену. И чтобы выполнить нашу миссию, мы должны быть сильны не только единодушием, но и тем, что, к сожалению, дает теперь силу всякому: мы должны быть богаты, должны не расточать, а собирать. И мы явимся в таком случае истинными собирателями русской земли. Это – великая заслуга перед государством, и государство должно оказать нам более существенную поддержку, чем было до сих пор. Пора вернуться и нам домой!

– Что так, то так! – подтвердил Дубицкий. – Поразбрелись.

– Я иногда мечтаю, господа, – продолжал Мотовилов, – как наша святая Русь опять покроется помещичьими усадьбами, как в каждой деревне опять будет культурный центр, – ну, а также и полицейский, – будет барин и его семья…