— За второй слой?
— Ты в своем уме? — прищурилась Эстер.
— Покойному, помнится, тоже не давал покоя этот вопрос.
— И ты всерьез считаешь, что его казнили?
— А он мог сам себя так изрешетить?
— Тогда скажи вот что: если он захватил с собой в дом такой арсенал, то он давал отчет в своих действиях, или нет?
— Так все-таки за второй слой полагается пуля? — сказал Аякс.
— Господи… — Эстер бросила диск ему на колени и постучала себя ладонью по лбу. — Вот он где, твой второй слой. Ты смотрел то же самое, что и Бунзен — то же самое, но с одной большой разницей.
— С какой еще разницей?
— С той, что смотреть и видеть — это не одно и то же. С той, что видеть в книге фигу, хлопать глазами на буквы и читать то, что за ними — большая разница.
— Так что увидел Бунзен?
— Беда не в том, что он увидел, а в том, что он перехитрил самого себя. И, что бы он там ни увидел, это остается на диске.
— Перехитрил себя — каким образом?
— Посчитал, что ты перебил всех легатов. Понадеялся, что по его душу явятся сопляки с рогатками. Вот и все. Но это то же самое, что ложиться на рельсы и думать, что вместо поезда к тебе приедет дед Мороз.
Аякс устало облокотился на колени:
— Ты говоришь о нем сейчас, как о каком-нибудь уголовнике.
— А ты не догадываешься, почему подвал полицейского участка залит бетоном? — Эстер пересела на край кресла. — Как теперь и ход под полом у Мариотта?
— Что такое случай крови? — спросил Аякс. Эстер хотела что-то сказать, но он перебил ее: — Предателя приговаривают к казни за попытку разглашения государственных тайн кому — шпиону, контрразведке, прокуратуре?
— Предатель, — ответила Эстер, — расстается с жизнью намного раньше.
— Руки на себя, что ли, накладывает?